Последний «Друзский батальон»

Месяц назад начальник Генштаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Гади Айзенкот объявил о расформировании 299-го мотопехотного батальона «Херев» («меч»), известного также как «Друзский батальон». Решение связано с ростом числа новобранцев из друзской и черкесской общин, которые в последние годы предпочитают служить вместе с еврейскими призывниками, а не в отдельных частях. И правда, количество друзов и черкесов, с которыми мне случилось пересечься за 15 лет срочной службы и резервистских сборов, в обычных частях было совсем немалым. Самые забавные воспоминания связаны с одним симпатичным и добродушным бойцом ЦАХАЛа Кармелем Баха-эль-Дином, попавшим на нашу базу как раз из «Друзского батальона».

Мое знакомство с небольшой армейской базой, расположенной к юго-востоку от Кармельского кряжа, на которой мне оставалось дослужить последний год срочной службы, случилось в особенно ненастный день. В небесной канцелярии, похоже, репетировали профилактическое повторение акции «потоп», а может, просто решили организовать генеральную уборку, сливая вниз потоки грязной воды. Поднявшись от перекрестка на горку к воротам базы, я полностью промок, включая тяжелые армейские ботинки, ставшие еще тяжелее от налипших на них комьев грязи. В поисках штаба я блуждал по совершенно пустой базе. Видимо, из-за дождя все попрятались внутри неказистых бараков и выходить наружу не торопились.

Вдруг впереди я увидел фигуру, уныло размазывающую белую краску по грязной и мокрой стене склада. Удивляясь, кому в такую погоду понадобилось красить здание, я поспешил в сторону нелепого маляра, опасаясь, что и он может внезапно раствориться в пространстве, оставив меня наедине с пустынными загонами для военной техники.

Я с удивлением рассматривал своего потенциального спасителя. Он был крупных размеров, как Карлсон из старого советского мультика, только в военной форме. Пропеллер, вероятно, был спрятан под заправленной в брюки гимнастеркой. Чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что это действительно тот самый Карлсон, неведомым образом заброшенный на всеми забытую военную базу и занятый бессмысленной покраской забора, будто бы в ожидании выполнения одной-единственной миссии – помочь мне в мучительных попытках отыскать штаб. Карлсон повернулся и грустно посмотрел на меня своими большими, черными, похожими на спелые маслины глазами. Так я познакомился с Кармелем Баха-эль-Дином, наследником друзского аристократического рода из деревни Далият-эль-Кармель и моим будущим приятелем.

***

В операциях на стороне евреев друзы стали принимать участие еще до образования государства Израиль. Впрочем, поначалу таких добровольцев было не так уж и много. И точно не больше, чем друзов, выступавших против евреев на стороне мусульман. В обоих случаях друзы получали поддержку от старейшин, которые, храня традиции выживания крошечного религиозного меньшинства в жестоком враждебном окружении, аккуратно раскладывали яйца по всем корзинкам. После того как в Войне за независимость определился победитель, поддержка друзами еврейских военных отрядов резко выросла. Уже ко второй половине 1948 года в составе Армии обороны Израиля был сформирован отдельный «Друзский батальон». По количеству бойцов этой части, конечно, было далеко до батальона, но зато звучало солидно и красиво, что очень импонировало его солдатам.

Восемь лет спустя, в 1956-м, мобилизация для друзов стала такой же обязательной, как и для евреев, что, естественно, сказалось и на росте численности «батальона». Осенью того же года в ходе «Синайской кампании» батальон успешно прошел свой первый серьезный экзамен в боях за Газу. Вскоре появились и первые друзские офицеры. В дальнейшем ни одна из войн Израиля уже не обходилась без «Друзского батальона». Во время Шестидневной войны его бойцы брали Дженин и Иерихон. В войну Судного дня сражались на Голанских высотах. В первую Ливанскую войну – очищали Бейрут от террористов ФАТХа, во вторую – первыми приняли на себя удар боевиков из «Хизбаллы».

***

Кармель обожает писать свое имя на иврите. Пишет он его толстым черным фломастером буквально на каждом углу: на полях газетных листов, папках с документами, линейке, столе и стульях. Всё, что оказалось внутри его небольшого кабинета и было в состоянии вместить пять аккуратных ивритских букв, теперь гордо носило на себе его имя.

– Кармель, зачем тебе это? – спрашивает его напарник Вольф, он же Вадик.

– Чтобы не украли, – серьезно отвечает хозяйственный Кармель.

– Ну ты и куркуль!

– Куркуль?

Кармель напряженно примеряет на себя незнакомое русское слово.

– Куркуль…

Похоже, оно ему нравится. Может быть, потому, что немного напоминает «Кармель», а может, просто импонирует значение слова, несколько поверхностно переведенного Вольфом: «Куркуль – это тот, кто не любит делиться своими вещами». В поисках, что бы еще украсить своим чудесным именем, Кармель останавливает свой взгляд на картине, висящей на стене. Собственно, даже не картине, а так, репродукции неизвестного мариниста. Проследив за его взглядом, Вольф пытается предотвратить неминуемое:

– Кармель, картину подписывать нельзя.

– Почему?

– Картины подписывают только художники, авторы картин.

Кармель замирает, но ненадолго:

– Но ее ведь тоже могут украсть!

Он берет свой толстый черный фломастер и аккуратно выводит в нижнем углу картины: «Кармель». Затем, минуту подумав, дописывает: «Куркуль».

***

Она почти моего роста, рыжая, со статной фигурой. Зовут ее Мейталь. Всегда смеется. Огромные черные глаза не смотрят – обжигают. Один взгляд, случайно брошенный на Кармеля, – и пропал парень.

– Я на ней женюсь!

– Кармель, но друзы же могут жениться только на своих женщинах.

– Не важно, я отрекусь! Мы уедем с ней далеко. Нас никто не найдет, мы будем счастливы!

Вот только сама Мейталь так совершенно не думала. С удивлением выслушав сумбурные объяснения полноватого друза, она со смехом отправила его в конец длинной очереди поклонников. Их у нее много. А сердце Мейталь далеко от этой военной базы, оно принадлежит таинственному бойцу из «Гивати». Кармеля знобит, его большие, чуть на выкате глаза наполнены слезами. Он не представлял, что может быть так безжалостно отвергнут. Наутро он не вернулся из дома на базу. Нет его и завтра, и на следующий день. Еще через несколько дней на базе появляется еще один грустный Карлсон, только в два раза крупнее – это отец Кармеля. Он о чем-то долго говорит с Йеошуа, командиром своего сына. Йеошуа – выпускник иерусалимской военной ешивы, правильный и честный, как комсомолец из советских фильмов. Он возбужденно говорит с отцом Кармеля, нервно теребя на макушке вязаную кипу. Наконец, сильно повеселевший отец Кармеля уезжает на стареньком и потрепанном форде.

На следующий день Кармель вернулся на базу. Выяснилось, что он хотел бежать из дома к Мейталь и убедить ее выйти за него замуж. Всё уже было готово, но одна из младших сестер сдала брата родителям. Испуганный отец на всякий случай запер сына на верхнем этаже семейного дома, а сам поехал разбираться на базу. Выяснив, что Мейталь и не думает о нелепом ухажере и можно не тревожиться, что Кармель предаст семейные ценности, успокоенный отец выпустил его из заточения. Мейталь же, как ни в чем не бывало, продолжила кокетничать с Кармелем. Она, кажется, даже не поняла, что произошло. Кармель, надо отдать ему должное, вел себя с достоинством, как и полагается наследнику знатного рода. Только иногда уж слишком хлюпал носом, отвернувшись к стене.

***

Из ветеранов «Друзского батальона» вышло немало известных израильских военных и политических деятелей, в том числе Юсеф Мишлеб, первым из друзов дослужившийся до звания генерал-майора Армии обороны Израиля, и Валид Мансур, ставший послом еврейского государства в Перу. В 1971 году начальник Генштаба генерал-лейтенант Хаим Бар-Лев разрешил призывникам из друзской общины поступать на службу не только в «Друзский батальон», но и в любую часть. Поначалу молодые друзы опасались каких-либо изменений и по инерции шли на службу в свой батальон. Но со временем пропорция начала постепенно меняться, и всё больше друзов отправлялось на службу в обычные части.

***

Одеда прислали к нам из «Нахаля». Я редко встречал более флегматичных и неторопливых людей. Иногда мне казалось, что он непрерывно спит, умудряется при этом не закрывать глаза. С его головы то и дело соскальзывала небольшая связанная сестрой кипа, которую он почему-то ленился пришпилить заколкой. Как ни удивительно, с эмоциональным и легко возбудимым Кармелем они стали лучшими друзьями. Глядя, как высокий голубоглазый блондин Одед прогуливается, неспешно ведя беседу с приземистым смуглым брюнетом Кармелем, я невольно вспоминал неразлучных друзей из трилогии «Властелин колец» – эльфа Леголаса и гнома Гимли. Казалось, они пройдут сейчас мимо, и я вновь услышу спор о том, что же прекраснее: лесные дворцы Лориена или подземные чертоги Мории.

***

Пожалуй, самым ярким примером успешной интеграции друзских бойцов в израильское общество стала карьера полковника Рассана Элиана. Призванный четверть века назад в ЦАХАЛ, Элиан начал службу в бригаде «Голани» – одном из самых известных пехотных армейских подразделений. А прошлым летом, накануне операции «Нерушимая скала», он возглавил это элитное подразделение. К слову, через несколько недель Элиан был тяжело ранен в секторе Газа, госпитализирован, но фактически сбежал из больницы, чтобы вернуться к своим солдатам на поле боя.

***

Мне ужасно хотелось побывать у друзов дома. Наконец подворачивается возможность: нас отпускают по домам, но к утру надо вернуться на базу. До дома мне никак не успеть, и я набиваюсь к Кармелю в гости переночевать. У родителей Кармеля шикарный пятиэтажный дом с неведомым количеством комнат. Всё отделано с характерной арабской аляповатой роскошью: позолоченные спинки диванов, множество ярких подушек. Мы сидим на плоской крыше и едим. Мы едим с того момента, как приехали, не переставая. Знаменитое восточное гостеприимство: маджадра, табуле, рис, тонкие, как бумага, лепешки с лабане и затром.

Я вижу, что Кармель заметно нервничает:

– Уже поздно.

– Да, конечно.

– Нам же завтра очень рано вставать!

– Разумеется, Кармель.

Я пытаюсь разобраться, к чему он клонит. Кармель мнется, ему явно нужно что-то выяснить, но он стесняется. Наконец, решившись, он внимательно смотрит на меня и говорит:

– Скажи, ты ведь не обидишься, если мы не будем сейчас резать ягненка?

И тут я понимаю! Напросившись в гости, я поставил Кармеля в трудную ситуацию: по правилам друзского этикета нам положено сейчас лакомиться свежей бараниной, при этом он прекрасно понимает, что в оставшиеся до возвращения на базу несколько часов это мероприятие будет совершенно излишним. А главное, я человек совсем иной культуры и не жду от него подобных жертв.

– Кармель, да ты что!? Какой ягненок, даже не думай!

Кармель облегченно вздыхает и бежит что-то сообщить своему отцу. Вскоре он возвращается:

– Папа сказал, что тогда он купит нам шуарму...

По глазам Кармеля я понимаю, что отказаться нельзя. Если уж не ягненок, то без шуармы из лавки напротив я из этого дома не уйду.

***

Постепенно количество молодых друзов и черкесов, предпочитающих призыву в отдельный батальон службу в обычных армейских частях, стало доминирующим. Служа вместе с евреями, юноши из друзских и черкесских деревень быстрее готовятся к дальнейшей интеграции в современное израильское общество. Даже те друзские офицеры-резервисты, которые не согласились с решением о расформировании батальона и подали апелляцию в Высший суд справедливости, призывают не просто его сохранить, а открыть его двери для еврейских солдат.

На протяжении 70 лет история «Друзского батальона» была неразрывно связана с историей Израиля. Его расформирование, а точнее – растворение среди обычных армейских подразделений, как ничто другое символизирует успех на пути формирования единого общества, включающего израильтян и еврейского, и друзского, и черкесского происхождения, скрепивших свой союз совместной службой и борьбой за общее будущее.