Top.Mail.Ru

Доля шутки № 283

28.08.2015

Как еврейский банкир манипулировал векселями, что такое «зажим для денег по-одесски», как ведут себя в траур в публичном доме, когда самое время кашлять и что устроил писатель Эммануил Казакевич на спектакле в Большом театре с участием Галины Улановой.

***

Встречаются два одессита. Один другому говорит:
– Хочешь, я подарю тебе на день рождения портмоне? Или, может, ты предпочитаешь зажим для денег?
– Зажим для денег у меня уже есть – моя жена Циля.

***

Лейбишла, внука ребе-чудотворца из Кисловиц, люди называли «сойхером», то есть купцом, потому что он, единственный из целой династии раввинов, добывал себе на жизнь торговлей. Однажды в банке он расплатился фальшивым векселем. Всё вскрылось, его обвинили в мошенничестве, поднялся громкий скандал. Тут одному из владельцев банка пришла в голову мысль: а что, если Лейбишл сам распустил слух, будто вексель фальшивый, чтобы ему, Лейбишлу, тут же предложили выкупить его за полцены, а потом выяснится, что вексель настоящий?
Услышав такое, Лейбишл побледнел.
– Разве вы не знаете, – сказал он, – из какой я семьи!? Как вы смеете подозревать меня в мошенничестве? Клянусь вам, вексель в самом деле фальшивый!

***

Рабинович приходит в публичный дом и говорит мадам Кларе:

– Хочу сегодня к Софочке.

– Это никак невозможно, господин Рабинович, – отвечает мадам Клара. – У Софочки в семье сегодня траур, и она недоступна для удовольствий.

– Скажите Софочке, что пришел Рабинович, и она сразу поймет, что никаких удовольствий не будет.

***

Кац приходит к врачу:

– Доктор, у меня сильный кашель. Ничего не помогает. Что делать?

– А сколько вам лет?

– Восемьдесят.

– А когда вам было сорок, вы кашляли?

– Нет!

– А в шестьдесят?

– Тоже нет.

– А в семьдесят?

– Нет.

– Ну, так когда же вам кашлять, как не теперь?

***

Писатель Эммануил Казакевич, при всей своей внешней строгости, был веселым, а иногда и озорным человеком, любил розыгрыши и мистификации. Однажды он пошел вместе с женой в Большой театр на балет с участием Галины Сергеевны Улановой. Сидели в первых рядах. Естественно, места вокруг занимала изысканная публика. После окончания спектакля долгими аплодисментами люди не отпускали великую балерину со сцены. Улучив момент, когда аплодисменты стихли, чтобы вспыхнуть вновь, Эммануил Генрихович нарочито громко обратился к жене:
– А может, останемся на второй сеанс?

{* *}