Палец и пистолет

Будущий израильский поэт Хези Лескли родился в семье, только что репатриировавшейся в Израиль из Чехии. И первый серьезный скандал произошел тогда, когда он шестилетним ребенком заявил матери, что будет разговаривать только на иврите. Не по рождению, а по собственной воле поэт выбрал язык, который стал ему родным.

Свою творческую жизнь Лескли начинал как артист балета, потом вполне успешно занимался перформансом и фотографией, но в итоге отказался от всего этого, полностью сосредоточившись на поэзии. Впрочем, телесность, пластичность и зримая образность прочих искусств сохранились в его стихах. Слово для Хези Лескли материально, предметно, определения приклеены намертво, так, что не только не оторвать, но и не отграничить.

Такой взгляд на слово декларируется в первом же стихотворении сборника «Палец» – «Новые губы». Губы здесь новые, потому что они уже не часть лица, но – в буквальном смысле – часть речи.

После одного слова, чьё значение сейчас не имеет значения,

В поэме «Госпожа Левенберг» Лескли обращается уже не просто к физиологии речи, а к её эротике:

От часов чаепития и голода треснул гонг, и его пришёл
починить мускулистый подросток, ой,
какая линия предплечья,
язык старухи учится линии молодого предплечья.

«Госпожа Левенберг» вообще, может быть, оказывается квинтэссенцией творческого метода Хези Лескли: здесь каждое слово оказывается именем, плотью, так что древний спор номиналистов и реалистов утрачивает свой смысл, да и сам реализм честнейшим образом обретает приставку «сюр». Переливы, преображения зримого мира не нужно придумывать, достаточно просто взглянуть, чтобы их увидеть. И даже угол зрения менять не нужно, просто подобрать правильные слова для того, что ты уже видел тысячу раз – правда, не замечая, потому что вслух ничего не называл. «Пожиравшие цвет комнаты и краски, пожиравшие цвет» – всё зримое существует, только пока ты произносишь его имя.

Сюжет поэмы тоже дробится, расплывается, но всё же поддаётся определённому пересказу. Перед нами апелляция к кэролловской «Алисе», но ещё более подземной, более зазеркальной: страна чудес здесь – квартира немолодой женщины, а путешественник – странный подросток-ремонтник. Про него не поймешь, соблазняемый он или соблазняющий, существует ли он в реальности или в воображении, а если только в воображении, то в чьём – своём или её?

Сюрреализм Хези Лескли оказывается одновременно и гиперреализмом. Поэт не придумывает, он смотрит и видит, наблюдательность его парадоксальна, но наблюдения бесспорны: «пальцы ног гостя приближаются к жителям сада» со столь же неумолимой вероятностью, с какой и «холодный виноград / живёт в холодильнике» (из стихотворения «Кусты, принципы – пассаж»).

Мир Хези Лескли – «словарь, где слово “палец” упоминается всего через страницу / от слова “пистолет”» (из стихотворения «Ученики»). Пистолет и палец – вообще ключевые образы книги. Пистолет, то, что убивает – это одновременно и предмет, и слово «пистолет», потому что, как мы помним, слово у Хези Лескли всегда осязаемо. Цикл миниатюр «Двадцать одно короткое стихотворение, или Пистолет» удивительно ёмко раскрывает творческий способ Хези Лескли. Одно из стихотворений цикла, может быть, наиболее важное, состоит всего из двух слов:

Неметафорический пистолет.

Перед нами предмет, это, как подчёркивает Хези Лескли, не слово, он «неметафорический», не образ, но его называние уже вбирает в себя всю его убийственную силу. Через несколько строк поэт делает

Стихотворение о пистолете
это –
стихотворение без слов.

Сама реальность – это стихотворение. Но и стихотворение – реальность, и когда поэт признаётся, что «этот пистолет делает мне дырку в голове», мы не знаем, о «неметафорическом» или о «воображаемом» пистолете идёт речь. Книга, тем не менее, называется не «Пистолет», а «Палец», хотя пальцы упоминаются в ней гораздо реже. Таким образом и название книги оказывается стихотворением – всего из одного слова, вбирающего в себя смыслы смертоносного движения, запуска, начала конца. Но палец – это ещё и то, чем или с помощью чего мы пишем. Он не только пускает в действие пистолет «неметафорический», но и позволяет увидеть

Контуры воображаемого пистолета.

Понять Хескли было бы невозможно без талантливого перевода на русский язык. Переводом с иврита сборника «Палец» занималась Гали-Дана Зингер – тоже во многом поэт парадоксальный и при этом до осязаемости точный. С помощью Хескли Зингер тоже принимала для себя новый родной язык, иврит. «Он был в числе первых поэтов, сам факт существования которых делал возможной жизнь в новом языковом пространстве…» – говорит Зингер.

Важной оказалась и близость поэтического мировосприятия. Осязаемость, прямое и в то же время парадоксальное высказывание делают поэтику Хези Лескли близкой поэтике отечественных поэтов-конкретистов, работавших в те же годы, хотя и дебютировавших намного раньше (книга «Палец» была издана в 1986 году). В итоге стихи Хези Лескли звучат по-русски очень органично, воспринимаются как факт не только переводной, но и отечественной современной поэзии.

Хези Лескли. Палец. Перевод с иврита Гали-Даны Зингер. Калининград, ООО «ФОКА-БУКС», 2016