Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
06.07.2016
Задумывать идею, а потом выпускать из неё сразу и прозу, и поэзию. Таким перекрестным допросом позволять читателю наконец до конца осознать исторический феномен, увидеть все исчерпывающе, будь то закат советской эпохи или простое современное путешествие, нивелированное до турпоездки, но способное обозначить границы твоей реальности. Вот в этом и состоит талант поэта и прозаика Марии Галиной.
Если её прозаическая и поэтическая книги выходят одновременно, они складываются в своеобразную дилогию. Так было, например, с её романом «Малая Глуша» и вышедшим в том же, 2009 году поэтическим сборником «На двух ногах». Две эти книги так полно и объёмно рассказывают о закате советской эпохи, что, кажется, наконец подводят под ней черту. В подобную же дилогию можно объединить поэму Марии Галиной «Всё о Лизе», вышедшую в 2013 году, и роман 2015 года «Автохтоны». Для Лизы, 38-летней жительницы мегаполиса, единственно подлинным бытием оказываются поездки на море, «на юга», как говорили в то ещё, Лизино время. Мы не знаем, являлись ли ей там античные божества «на самом деле» или это Лизины фантазии (первое, впрочем, вероятнее), но ясно одно – ради этих коротких урывков счастья с его запахами сада, йода и особой южной, совершенно нездешней еды Лиза и живёт всю свою остальную неяркую тихую жизнь.
Роман «Автохтоны», о котором мы поговорим подробнее, развивает тот же метасюжет. Герой здесь почти безымянный, только один раз в финале мелькает фамилия Христофоров, но что это – его фамилия, намёк на ошибочные, призрачные открытия им новых земель или на его подлинную «пёсьеголовую» сущность – непонятно. И приезжает он в город также не названный, но явно туристический. Утрированно европейский в своей постсоветской провинциальности, барочно-избыточный, уютный, «перевалочный пункт, последний приют, мягкое подбрюшье Европы» – словом, перед нами Галиция, Львов, сколь ни умалчивай его имя.
Однако герой приезжает сюда не на отдых, а с исследовательской целью. Постепенно он замечает, что наполнен этот город довольно причудливыми персонажами: сильфы, байкеры-оборотни, работающая продавщицей в круглосуточном цветочном магазине дриада. А часть действующих лиц – объекты того самого исследования, ради которого и затевалась поездка, – похоже, никуда не исчезли и никак не изменились внешне с 30-х годов прошлого века. Что это – он попал в сказку или это спектакль, специально устроенный для туристов? А может быть, не для туристов, а только для него? А может быть, туристический город – это вообще всегда спектакль, и всё «аутентичное» не так уж аутентично, а «типичное» нетипично? А если случайно встреченная прелестная седая пани с маленькой собачкой порекомендует лучшую еврейскую кухню в городе – «Только не рыбу. У мамы Юзефа с рыбой были нелегкие отношения», – то непременно окажется, что и пани не такая уж случайная, и кухня не такая уж еврейская, и Юзеф не такой уж Юзеф. Получается, что именно поиск аутентичности в современном туризме позволяет нащупать границы подлинности и неподлинности не только окружающего пространства, но и самого путешественника-туриста. И наш сомнительный Христофоров тоже, кажется (или не кажется?), не тот, за кого он себя выдаёт – в том числе и самому себе.
Однако вернёмся к еврейской кухне и вообще всему еврейскому. Ресторан «У Юзефа», еврейский и нееврейский одновременно – одно из главных сакральных мест и города, и романа. Вокруг еврейского прошлого неназванный Львов строит свой туристический бренд. Точнее, вокруг радостной, светлой части этого прошлого. О событиях Второй мировой, о гетто здесь не то что вспоминать не любят – наоборот, герои всё время возвращаются к этому, а также к другим историческим трагедиям того времени, собственно, вокруг этого и построен сюжет. Но подлинная историческая память стёрта, персонажи уже не могут вспомнить, кто из вечных шахматных партнёров сидел в гетто, а кто был надзирателем, немецкие или большевистские поезда пускал под откос народный герой.
Подмена подлинной исторической памяти коммерческими легендами для туристов и приводит к тому, что город населяют призрачные, фантазийные существа. «Вот так и надо работать! Чтобы до слез… А мы с вами – история, история, факты… Кто прав? Кто виноват? Кто герой? Кто предатель? Грязь, кровь и никакого катарсиса. А людям нужен катарсис. Люди хотят про тритонов и сильфов. Про черную вдову. Про другую вдову, которая заказала лучшему в городе чучельнику чучело мужа и потом двадцать лет держала его в кресле в столовой, меняя ему время от времени позу и одежду. Про аптекаря-отравителя. Про несчастных влюбленных. Про цветочницу, полюбившую вечно юного сильфа. Это красиво».
А может быть, духи природы и фольклорные персонажи собираются в городе, чтобы заполнить собой пустоту, возникшую в результате геноцида, уничтожения настоящих, а не ряженых городских евреев и всего пласта их культуры. Мария Галина – писатель-фантаст. Это относится и к её прозе, и к стихам, которые тоже настоящая фантастика, в том числе и в прямом, сюжетном смысле. Но она же – и писатель-реалист: каждый раз её сюжеты точно попадают в нерв времени, озвучивают реально существующие и вполне обоснованные страхи. Автохтонами сказочного города, может быть, и являются сильфы и дриады, но живём так – мы.
«Когда пришли немцы… было то же самое. Как – уезжать? Куда, зачем? Нас там никто не ждет. Не может быть, чтобы это безумие длилось долго. Это совсем скоро закончится, вот увидите. И потом, а как же моя клиника? А моя сапожная мастерская? А мои книги? Мальчик только-только пошел в ешиву… А мамин сервиз? А серебро? А, в конце концов, кошка?»