«Вы не подумайте, Катя пашет как проклятая! Просто не в здании – теперь так можно!» – это была уже, наверное, сотая попытка Марии Михайловны объяснить родственникам, что её дочь не бездельница, а редактор интернет-издания. Статьи, интервью, спецпроекты – с утра до вечера что-то пишет или редактирует. При этом постоянно путешествует – и это вообще никак не вяжется с рабочим графиком согласно архаичным взглядам членов её семьи.

– На пляже в Тель-Авиве она тоже пашет? Как ни увижу её фотографии на этом фейсбуке, там вечно – не закат, так восход над морем, – не унималась Раиса, сестра Марии Михайловны и главбух большого завода.
Она с гордостью носила не только свой достопочтенный статус и золотые украшения, в которые любила вкладывать существенную часть зарплаты, но ещё и «вдовий горб», натруженный годами сидячей работы. «Я всю жизнь вкалываю!» – любила она запевать.

Сама Мария Михайловна руководила консалтинговой компанией – около восьмидесяти человек в подчинении. Все – сплошь аудиторы и юристы. Сложная и нервная работа с кучей обязательств, которые она неуклонно блюла, чем и заслужила каждый дюйм своего авторитета, хотя никогда своими трудами не хвасталась.

Правда, уже несколько лет, как её от работы тошнит. Ответственность, когда-то благословенная, вызывает одышку и камнем висит на душе. Сотрудники теперь в глазах её выглядят не соратниками, а кучей нахлебников. В дрожь бросают психологи, статьи которых торчат из каждой информационной щели и кричат, что всегда есть шанс начать заново.

Раздражали знакомые, особенно те, кто в своей жизни вдруг что-то круто менял. Ранили их успехи, и хотелось язвить под каждым постом в соцсетях. И старый друг Йося её уже достал. Ему – 52. В прошлом он – успешный брокер, проработавший не один десяток лет на международных торговых биржах. Уставший от котировок, он по совету самой же Марии поехал весной к своему бывшему однокашнику в деревню – там как раз картошку сажали. Йося по образованию радиоэлектроник, а по жизни – дитя города. Он раньше понятия не имел, что можно положить одну картофелину в лунку и через полтора-два месяца получить семь, десять или даже пятнадцать крупных плодов. «А не корпеть годами над микросхемами или биржевыми графиками!» – подумалось ему в отчаянии соблазна.
– Земля родит сама! Без напряжения! – кричал он позже ей в телефонную трубку, торжествуя на гребне этого незамысловатого открытия. – Я буду жить в деревне и делать этот бизнес, Маша.

Несколько лет, за которые он успел основать компанию по производству семенного картофеля и вполне успешно её развить, она мужественно терпела восторги престарелого стартапера. В какой-то момент даже немного потеплела. А потом вдруг нашла себе увлечение – начала вязать. Занятие оказалось запойным и сладостным. Но не в вязальщицы же ей теперь, честное слово?!

Однажды откинула неприязнь к психологическим тренингам и записалась на семинар к одному из самых авторитетных столичных коучей – вдруг он хоть как-то подтолкнёт. Но ушла, убежала посреди собрания, изнасилованная радостной ажитацией всех этих «опять ягодок».

Ночью приснилась Нонна Исмаиловна – крупная женщина, которая много лет назад жила по соседству с её бабушкой в Железнодорожном. В молодости работала шпалоукладчицей, а потом путевым обходчиком – в детстве Маша звала её «Нонна Железнодородная». Для души она тоже вязала – и не смейте говорить, что у шпалоукладчиц не бывает души. Вязала Нонна искусно – смастерила для юной еще Маши нежно-песочное пальтишко с отложным воротником и округлыми кармашками. С железной дороги уволилась с диагнозом пролапс матки, и когда Маша в медицинской энциклопедии вычитала, что это такое – долго не могла есть.

Во сне Исмаиловна с несвойственной ей при жизни гнусавостью сообщила:
– Вязание – это ерунда, а шпалы – для людей!
Накручивая сон на палец, Мария встречала на кухне неторопливый рассвет. Йося и Катя наблюдали за ней в те дни, скрестив пальцы. Друг не верил в её новую профессиональную весну, а молодая, лёгкая в решениях дочь не сомневалась, что вскоре откроется ателье «Петли Марии».