Мой Высоцкий

Сегодня, в годовщину смерти Владимира Высоцкого, о своих встречах с ним вспоминает наш колумнист.

Не помню уже, зачем мы поехали тогда в Бодайбо – то ли заказуху рекламную писать про золотодобывающую компанию, то ли очередной репортаж о жизни старателей снимать. В ту знаменитую артель, куда ездил петь сам Высоцкий.

До Иркутска летели самолётом. Дальше так же хотели, но билетов в Бодайбо не было – все вахтовики туда ломились. Пришлось тащиться поездом. Зато в СВ – двухместное купе с мягкими полками, телевизором и прочими ништяками. Загрузились с напарником-фотографом, распаковали припасы и – полный балдёж! За окном лепота – сибирская тайга. А на столике тоже уют: литр армянского коньяка, лимоны, палка колбасы внарезку и копченая курица. Сначала болтали. Потом включили на смартфоне Высоцкого – у меня закачана, наверное, тысяча песен, включая разные версии исполнения. Потом забрались на свои полки и незаметно уснули.

…Ночью я проснулся, а поезд стоит. Вышел из купе, смотрю в окно – какая-то пустынная станция, но садятся новые пассажиры. В наш вагон, понятное дело, никого – у нас одни СВ. А это, видно, старатели на прииски едут. И вдруг – свет фар. И прямо к платформе подъезжает чёрный тонированный Gelandewagen с губернаторскими номерами. А из него выходят пожилой мужчина и сравнительно молодая красивая женщина. Проводница, выскочив на перрон, помогает водителю затащить в вагон чемодан.

Наверное, какой-то депутат или иная шишка, подумал я. А через минуту пара показалась в проходе. Крепкий старикан лет за семьдесят, невысокого роста и чуть полноватый, но подтянутый. Чисто выбрит, а на голове – седой бобрик. Одет недёшево, но в то же время просто: джинсы, светлая рубашка и чёрные полуботинки. А на запястье у него сверкнул короной циферблат Rolex.

Лицо старика мне показалось до боли знакомым, но где я его видел – вспомнить не мог. Его 30-летняя спутница – эффектная блондинка в красной юбке – могла быть в равной степени и женой, и секретаршей, и дочерью. Но проводница суетилась перед этой парой, будто они кинозвезды. Точно депутат, решил я.

Утром я проснулся, а мой напарник-фотограф уже вовсю пил пиво.
– Выхожу покурить, смотрю, а в соседнем купе Высоцкий с женой едут, – не преминул сообщить он сразу.
– Какой Высоцкий?
– Ну, какой-какой… Владимир Семёнович!
– Перекормил я тебя вчера Высоцким вперемежку с коньяком, – смеюсь я в ответ.
– Если не веришь, можешь у проводницы спросить, – на полном серьёзе ответил он.
– Так он же умер, – говорю я.
– Кто умер? – искренне недоумевал фотограф. – Он в соседнем купе сидит с этой… Ну, которая в сериале снималась… Короче, с новой женой. Самому интересно, как её зовут. Сейчас посмотрим.

На этих словах фотограф подсел ко мне, потыкал в экран смартфона и начал мне листать «Википедию». Согласно ей, Высоцкий в 1984 году был официально разрешён на телевидении и проехал с гастрольным туром по всему СССР и странам соцлагеря. С началом Перестройки он совершил тур по всему миру и спел с Элтоном Джоном на стадионе «Уэмбли». В 1990-е ушёл из театра и стал совладельцем трёх московских ресторанов. Купил дом на Рублевке, виллу на Лазурном берегу и собрал самый большой в мире гараж спортивных автомобилей. Побыл недолго депутатом Госдумы и доверенным лицом победившего на выборах кандидата в президенты. Был избран председателем всех всевозможных творческих союзов и членом всех жюри. А в настоящее время народный артист, награжденный орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, трудился сенатором от Иркутской области. После развода с Мариной Влади он, как оказалось, был ещё трижды женат. Но в списке «известных песен» из написанных после 1980 года не было ни одной.

– Видать, Высоцкий туда же, что и мы, едет! – догадался фотограф. – В артель Туманова. Он же там часто бывает. А что ему ещё делать в этой тайге?
Выглядело логично. На станции Высоцкого встречали. Сенатора и его спутницу буквально на руках перенесли через привокзальное месиво к уже другому черному джипу. А мы с напарником пошли искать какого-нибудь местного бомбилу, готового везти нас в артель за 200 км.
– Владимир Семенович наверняка нас обогнал, – заметил фотограф, едва мы добрались по размытой дороге до вахтового посёлка.

Поинтересовались насчет Высоцкого у главного геолога.
– Семёныч-то? – пожал тот плечами. – У себя, скорее всего. Отдыхает после смены. Хотите к нему зайти?
Мы молча кивнули. Бытовки бульдозеристов оказались на самом краю вахты. Пока шли, почему-то вспомнились слова песни из фильма «Хозяин тайги»:

«Весь в комбинезоне и в пыли
Вкалывал я до зари,
Считал, что черви – козыри,
Из грунта выколачивал рубли».

Сопровождавший нас работяга взобрался по лесенке в приподнятый на сваях вагончик и постучался в дверь:
– Дядь Володя, журналисты к тебе.

Внутри вагончика взору открылся покрытый клеёнкой столик, газовая плитка с чайником, наливной рукомойник и жестяная печка. На крючках в стенах –спецовки и бушлаты. При входе стояли валенки. А с раскладушки навстречу нам поднялся худой морщинистый бородатый старик с шапкой густых седых волос – будто персонаж из фильма «Вертикаль», но сорок лет спустя. Увидев нас, старик поморщился и сделал легкий жест рукой в сторону двери.
– Понял, Семёныч, в другой раз, – кивнул работяга и отодвинул нас назад к лесенке, прикрывая дверь.

Ошарашенные увиденным, мы снова полезли в «Википедию». Выяснилось, что Высоцкий, окончательно разругавшись с кремлёвскими властями, не вернулся в 1981-м из Франции и был вслед за этим лишён советского гражданства. Дал несколько успешных концертов в Париже, других европейских городах и Нью-Йорке. Но на каждый новый концерт приходило всё меньше народу. Заработать не удавалось – лишь пару ролей второго плана в малобюджетных французских фильмах. И то – Марина хлопотала, иначе б и этого не было. В 1988-м решил вернуться в СССР. Поначалу – встречи, интервью, концерты. Съемки у лучших отечественных режиссеров, но что-то уже не то. Надломилось. Ушёл былой нерв. Нет больше того надрыва. Хриплый голос перестал манить. Новые стихи – сложны и камерны. И былым поклонникам непонятны. Пытался снова играть у Любимова на Таганке, но в 1990-х окончательно порвал с актёрской карьерой. А за окном – другое время. То, в которое он не вписался. Некоторое время живет затворником в карельском монастыре. Потом снова появляется в Москве – покуролесить напоследок. И наконец исчезает насовсем: уезжает старателем в одну из артелей своего друга Вадима Туманова. И постепенно публика забывает о нём…

Нас определили «на вилле» – так в Бодайбо называют собранный из панелей административный барак. Дальше была стандартная программа: интервью с главным геологом, фотоочерк и что-то вроде банкета-пикника. Мы всё ждали, что с бригадой бульдозеристов придет и Владимир Семенович, но он так и не появился.

На следующий день, несмотря на вчерашнее, проснулись мы рано и с ясными головами – всё-таки свежий таежный воздух. Главный геолог обещал, что к вечернему поезду нас доставят на его уазике – уже было пора выезжать.
– Давай всё-таки зайдем к Семёнычу, а? – сказал мне фотограф. – Сделаю кадр для истории. Может, я вообще последний, кто его снимает.

Подошли к бригадиру бульдозеристов:
– Хотелось бы перед отъездом Высоцкого увидеть. Посодействуете?
Бригадир поднял было брови, но через секунду улыбнулся и кивнул.
– А, ну конечно, мы вчера забыли вам показать, – сказал он и повёл нас почему-то совсем в другую сторону от бытовок.
Мы обошли «виллу» и оказались рядом с почерневшей и покосившейся избой.
– Вот, смотрите, фотографируйте, – кивнул на неё бригадир.

Слева от входа в избу был врыт камень с барельефом, чем-то напоминающий знаменитый памятник на Ваганьковском кладбище – только совсем маленький. Под знакомым профилем и гитарой выбита надпись: «Здесь в 1975 году Владимир Высоцкий (1938–1980) пел перед рабочими артели».