Убийцы в белых перчатках

Не поняли Гогена, выжгли коренных таитян – а до этого сбросили бомбу на Хиросиму и убили шесть миллионов евреев. В чем ещё обвиняет западную цивилизацию Ромен Гари в своих злых и саркастичных шутках.

Роман Ромена Гари «Повинная голова» начинается с эпиграфа о типе литературного героя: «… Для романиста, хотя прямо это не говорится, фигура пикаро несет двойную нагрузку: это как бы зеркало на пути Истории и одновременно бунтарь, восстающий против всесилия Власти, по-человечески которую он либо дурачит, либо выставляет на посмешище, не имея других способов с ней бороться». Автор этих слов – Стефан Сахада, и возможно, это просто ещё одна шутка великого мистификатора Ромена Гари: мы не знаем, цитата перед нами или псевдоцитата, все поисковые системы на запрос «Стефан Сахада» отсылают исключительно к книге «Повинная голова».

Итак, пикаро, трикстер – весёлый плут, дурачащий всех и вся, обаятельный, непочтительный, всё подвергающий осмеянию. Примеры пикаро в литературе – Фигаро, которого зовут так не случайно, Энди Таккер, Остап Бендер, Швейк, то есть персонажи, несмотря на напускной цинизм и нелады с законом, душевно благородные и располагающие к себе читателя. Именно таков главный герой «Повинной головы» Кон – таинственный беглец, поселившийся на Таити. Он изображает реинкарнацию Гогена, но нового образца: его основные художественные акты – соития с прекрасными таитянками на фоне заката. И это не единственный способ, которым Кон оболванивает понаехавших из Европ и Америк туристов – впрочем, те и сами обманываться рады.

Казалось бы, перед нами типичный плутовской роман, и герой – альтер-эго автора. Ромен Гари – пожалуй, самое яркое живое воплощение персонажа-трикстера в жизни и в литературной работе: урожденный Роман Лейбович Кацев, он утверждает, что его отец – великий актёр немого кино Иван Мозжухин, и все действительно видят сходство между брутальной маскулинной красотой Гари и декадентской утончённостью Мозжухина. Впрочем, когда Гари рассказывает о своём отце Арье-Лейбе Кацеве, погибшем в Холокост, ему тоже верят. С матерью яснее – это еврейская актриса Мина Овчинская, которую сын прославил в романе «Обещание на рассвете». Но и здесь весь мир рыдает над письмами, которые писатель продолжает получать от уже покойной матери, а оказывается, что письма, конечно, были, но отправить их Мина не успела ни до смерти, ни тем более после.

И конечно, главная авантюра Ромена Гари – он умудрился дважды получить Гонкуровскую премию, которая, как известно, больше одного раза одному лицу не присуждается. Первый раз – под своим именем, то есть официальным псевдонимом: Роман Кацев стал Роменом Гари в честь русского слова «гори» и вообще своего российского происхождения. Второй – под именем собственного племянника Эмиля Ажара. Впрочем, и племянника никакого не было, Гари его выдумал. То есть племянник был, но звали его вовсе не так, и никакого отношения к литературе он не имел, пока не стал изображать писателя по просьбе дядюшки.

Развесёлый авантюрист Кон оказывается то перерождением неназванного – догадайтесь сами! – библейского персонажа, то великим ученым, придумавшим улавливать энергию уходящей человеческой души и заставлять работать на ней турбины и двигателе, то попросту отцом-создателем только что появившейся водородной бомбы. И конечно, можно сказать, что герой – отчасти слепок придумавшего его авантюриста-автора. Но не только. Как и было сказано в эпиграфе к «Повинной голове», этот персонаж-пикаро – зеркало 60-х годов ХХ века, времени очень знакового, переломного для истории. В этом его отличие от самого Гари, который себя «шестидесятником» не чувствует: главными историческими событиями своей жизни писатель считал Вторую мировую войну и Холокост, а не ядерную тревогу и студенческие революции.

Свои картины Кон подписывает псевдонимом «Чингис-Кон»: «этот псевдоним он принял в память о другом известном смутьяне – комике из кабаре и еврее по национальности, расстрелянном немцами во время войны, – чувствуя себя в каком‑то смысле его реинкарнацией». Здесь следует примечание: «Имеется в виду герой романа Р. Гари “Пляска Чингиз‑Кона” (в переводе Л. Цывьяна “Пляска Чингиз‑Хаима”)».

Итак, перед нами, очевидно, дилогия – «Пляска Чингиз-Хаима» и «Повинная голова», и объединена она временем действия – 1966 год – и темой вины.

Герой «Пляски Чингиз-Хаима» – расстрелянный в 1944 году комик Моисей Лейбович Кон – обратим внимание, отчество то же, что и у Гари. После смерти он вселяется в сознание офицера, командовавшего расстрелом, и мучает его, вызывая угрызения совести, 22 года. Действительно, середина 60-х – время, когда переживающая экономическое чудо Германия наконец-то перестала исступлённо бороться за кусок хлеба и смогла с ужасом оглянуться в своё недавнее прошлое. Именно тогда, а отнюдь не сразу после Второй мировой войны, возникает концепт коллективной вины немцев. Но едва возникнув, он устарел, стал не то чтобы неактуальным, но уже не модным – перед человечеством замаячили новые угрозы, в которых, очевидно, были свои виноватые. «Аушвиц, Треблинка, Белзен – всё это становится банальностью. Молодёжи это уже ни о чём не говорит. Молодые пришли в этот мир с атомной бомбой…» – отмечает в «Пляске Чингиз-Хаима» призрак Моисея Кона.

Стремление помочь миру осознать вину, когда коллективную, а когда и вполне индивидуальную, за создание бомбы, поразиться не только ужасам Освенцима, но и кошмару Хиросимы – это то, что наследует герой «Повинной головы» от своего предшественника Моисея Кона.

Впрочем, после Второй мировой войны были и другие войны, ещё не атомные, в которых Кон тоже обвиняет человечество. И обвиняет даже не в войнах, а в покаянии – но не искреннем, а тщательно продуманном и коммерчески успешном. Оказывается, быть военным преступником, а потом покаяться – весьма выгодно. Один из любимых персонажей Кона, с помощью которого от дурачит туристов – сын американского солдата, который бомбил Хиросиму. Отец якобы ездит с покаянными турне по всей Америке и весьма преуспевает, кается он в том числе и в том, что не испытывает по поводу содеянного никаких чувств – только чувство вины, что у него нет чувства вины. Сын, видя такой успех, решил пойти по отцовским стопам и отправился на войну во Вьетнам – «чтобы разделить страдания вьетнамского народа, пошвыряться в него бомбами и тоже стать виновным, а может, если повезет, меня пошлют бомбить Ханой, и тогда я тоже выбьюсь в люди». Американские туристы, впрочем, Кона в этой ипостаси не очень привечают – очень уж он напоминает им их самих.

Две другие провинности, которые отчасти эксплуатирует, отчасти бросает в лицо человечеству Кон – вина Таити перед Гогеном и вина всей белой цивилизации перед коренными таитянами. С Гогеном всё ясно – не признавали, унижали, штрафовали, а теперь он художник с мировым именем. Чтобы не провиниться подобным образом перед человечеством снова, на Таити привечают Кона – вдруг он тоже гений. Правда, привечают взаимовыгодным образом: для него построили новый Дом Наслаждений – так называл своё жилище Гоген, в надежде привлечь туристов. От Гогена в этом доме действительно остался лишь дух сомнительных наслаждений, ни его гения, ни трагизма там нет и в помине. Заодно наняли ряженого «Ван Гога», даром что он никогда на Таити не жил. Все знают, что они с Гогеном враждовали, а наблюдать перепалки двух отверженных представителей богемы так забавно. «…распутство Кона, его скотские повадки, нелады с властями и ненормативная лексика тоже производили наилучшее впечатление, вполне соответствовавшее немеркнущему воспоминанию о его великом предшественнике, а также лубочному представлению о “проклятом художнике” и “непризнанном гении”».

Если от Гогена на Таити остался только лубок, то от подлинной истории и культуры коренных жителей острова – и вовсе развесистая клюква: «Пирога с рыбаками выплыла из‑под кокосовых пальм, пересекла прибрежную отмель и застыла, словно повиснув в некоем отдельном мире, который являл собою уже не ночь, но еще и не день, не Океан и не небо. Это была специальная предрассветная пирога, которую “Транстропики” высылали в этот час, чтобы потешить взор туристов при пробуждении». А больше на Таити ничего таитянского не осталось – не по своей воле коренные жители острова забыли свои мифы и обычаи, а теперь их приходится ввозить из-за границы, из музеев тех самых европейских стран, которые когда-то самозабвенно выкорчёвывали всё «туземное».

Хранительницей прошлого оказывается возлюбленная Кона – Меева, она знает множество песен и легенд, но только потому, что в её родной деревне когда-то гостил немецкий антрополог, который и познакомил девушку с её родной культурой. Девушка зовёт антрополога «попаа» – по-таитянски «мужчина». «Попаа звали Шульц, и Кон действительно знал эту фамилию, всем известную на островах: ЮНЕСКО направила его в Полинезию познакомить туземцев с их прошлым и помочь им восстановить связь с культурой предков». Сама Меева мечтает уехать с Коном во Францию, но именно потому, что только там она сможет вернуть себе свою родину: «Там можно все узнать про наших предков. Немецкий попаа мне говорил, что там все наше прошлое хранится в музеях и в книгах».

Европейская культура, по мнению Ромена Гари, несёт ответственность и за колонизаторские завоевания, и за Холокост, и за атомную бомбу – всё это явления одного порядка. Немецкий турист, перед которым главный герой «Повинной головы» Чингис-Кон воскрешает своего предшественника Чингиз-Хаима Моисея Кона, может оказаться тем самым антропологом, профессором Шульцем:

«– Когда я узнал, что вы приехали… я сказал себе:
Кон, пора. Ты должен явиться… На регистрацию, как положено…

Глаза его наполнились таким неописуемым ужасом, что немец увидел в них сразу все шесть миллионов еврейских трупов. Среди цветов слышалось томное воркованье горлиц».

Горлицы тоже «клюквенные» – на Таити было мало птиц, и французское управление делами туризма решило «…завезти сюда этих чувственных пташек, чьи нежные излияния так хорошо сочетаются с представлениями о любви в эдеме».

Ромен Гари. Повинная голова. Перевод с французского Ирины Кузнецовой. М., АСТ, Corpus, 2024