«Танго смерти»

«Хорошая вещь, прочитай, – советовали друзья, – и еврейская тема интересно раскрыта». Речь шла о нашумевшем романе известного украинского писателя Юрия Винничука «Танго смерти». Я честно прочитала и совершенно честно не разделила всеобщего восхищения. Тема была раскрыта действительно «интересно». Ощущение двойственности не покидало на протяжении всего чтения и с каждой перевернутой страницей становилось всё острее.

Все четверо: еврей Йося, украинец Орк, поляк Ясь и немец Вольф – подрывают себя связкой гранат, чтобы не сдаваться живыми сотрудникам НКВД. Так начинается книга. А дальше в руки исследователя, ученого Яроша, попадают записки Орка. Львов – еще довоенный, до прихода Советов, до немецкой оккупации – прекрасный, неповторимый. Наверное, только львовянин, влюбленный в свой город, мог так писать о нем. Мамы всех четверых были подругами – близкими, не разлей вода.

Дружба украинки пани Риты, еврейки пани Голды, польки пани Ядзи и немки пани Влодзи умиляет. Женщины ходят друг к другу в гости, вместе отмечают католические, еврейские и греко-католические праздники. Идиллия, в общем, если бы… если бы не били пощечиной наотмашь слова «жид», «жидовка». Да, действительно, так называют евреев по-польски. Зачем вот только понадобилась автору «точность воспроизведения», непонятно. Или понятно? Не знать, что слово это сегодня оскорбительное, он не мог. Думаю, трудно представить современного американского литератора, который, описывая жизнь чернокожих в США, решился бы употребить вместо термина «афроамериканец» какое-нибудь другое, не очень корректное выражение.

В то же время, вот он, Львов – тот самый Львов, который помнит чудом оставшийся в живых старый музыкант Иосиф Милькер (Йося из дружной четверки). Дух этого города захватывает и не отпускает. Львовские зарисовки одна за другой заставляют грустить и улыбаться одновременно. «Балюстрада из гипса вас не выдержит, – объясняет потенциальному самоубийце пани Рита, увидев, что тот пытается приладить веревку к балкону. – Но если вы, пан, привяжете шнурок к железному фонарю над вашей головой, так будет надежнее». Раздосадованный пан отвечает пани Рите колоритными львовскими проклятиями, набрасывает на шею веревку и… падает вместе с балюстрадой, ломая себе обе ноги. «А что? – сокрушается пани Рита. – Теперь имеете проблемы. Будете лежать несколько месяцев в госпитале, а потом всю жизнь хромать. Если бы послушали меня, сейчас бы не стонали от боли... Он думает, что сделал кому-то лучше. А теперь его бедная жена будет с ним всю жизнь мучиться вместо того, чтобы красиво его похоронить и снова выйти замуж».

Львовский рынок, улицы, волшебные вечера, когда зажигались фонари, сверкали неоновые рекламы, музыка неслась из ресторанов и кофеен; речь, в которой смешивались украинские, польские и еврейские слова; женщины, переговаривающиеся из открытых окон, – всё это уводило от реальности, возвращало в неповторимую и чарующую жизнь предвоенного западного города. Правда, ресторан «Де ля Пе» прозвали «Де ля Пейс» и проветривали его после заседаний «тех самых», в длинных сюртуках и в шляпах, потому что – вытаскивает автор на свет Б-жий пронафталиненный миф – их сопровождал везде устойчивый запах чеснока. «Знаток» еврейской жизни, кажется, забыл на минутку, какие именно кухни традиционно используют чеснок в большинстве блюд, – перепутал, бывает. Но это еще не всё: там, в «Де ля Пейс», в черно-чернущих своих костюмах они, оказывается, руководили миром – вершили судьбы американского президента и японского императора. Вот так, плакать или смеяться – решайте сами.

Собственно, сюжет книги почти мистический. «Танго смерти» – музыка, которую очень любил гестаповец, руководивший расстрелами евреев в Яновском концлагере на окраине Львова. Людей убивали под мелодию танго. Играл оркестр из заключенных. Оркестрантов расстреливали последними. Это известная реальная история. В романе даже появляется профессор Штрикс – настоящий автор музыки. По сюжету Леон Штрикс и Иосиф Милькер записывают партитуру «Танго смерти». Им удается вставить туда ноты из манускрипта Калькбреннера. Таинственный трактат Йогана Калькбреннера герои книги ищут в течение почти всего романа, попадая при этом в невероятные, фантастические ситуации. Ноты из трактата обладают сверхъестественным свойством – каждый, кто их услышит перед смертью, возрождается в другой эпохе и в другом обличье. Всех этих новых людей с бессмертными душами тянет друг к другу, их пути пересекаются самым неожиданным образом. Так в конце романа под музыку встречаются возрожденные возлюбленные, погибшие много лет назад в концлагере под Львовом. Интересно, знает ли сам писатель, что использует в своем романе вполне еврейскую концепцию бессмертия души?

Весь сюжет разворачивается в нескольких линиях – тут и война, и наши дни, и Львов, и даже Турция. Некоторые моменты вызывают определенные ассоциации. Например, газета Dzennik Polski в 1939 году объясняет читателям, «какое возмущение высказывает европейская пресса по поводу советской оккупации». А отдельные эпизоды просто потрясают и заставляют еще и еще раз удивляться этой бесконечной полуправде, которая проходит через всю еврейскую тему романа. «Здесь был знаменитый Яновский концлагерь», – рассказывает ученый Ярош своей любимой девушке Данке. «Странно… Тут, где всё происходило, люди сажали картошку, помидоры, огурцы, потом собирали… и ели. А мертвые… мертвые им были удобрением?» – спрашивает потрясенная Данка. «Не преувеличивайте. Эти люди понятия не имели о концлагере», – отвечает Ярош.

И снова укол в сердце и воспоминания.

– Доктор Кайзер, – спросила я немецкого ученого, стоя рядом с концлагерем Заксенхаузен в Берлине, – как они могут жить здесь?

– Возможно, обычные немцы тогда не знали, что происходило за воротами. К тому же, здесь уже живут другие люди.

Немцы не знали, львовяне не знали, европейцы были и остаются обеспокоенными – красивая картинка получается. Обвинять некого.

Автор не обошел, конечно, еврейский погром во Львове 1 июля 1941 года. 30 июня в город вошли немцы. Они-то и подсказали львовянам, кто именно виноват во всех их бедах. Оказывается, виноваты были пожилые женщины, с которых сдирали одежду и выгоняли из дома на потеху публике. Из окон кричали: «Что ж вы раздеваете самых старых? А ну, давайте молодицу сюда, чтобы было, на что посмотреть!»

«Улицами летали растрепанные женщины», – пишет автор. «Их били, потому что должны были бить, должны были вылить свою ненависть к большевикам, отплатить кому-то за свои страдания»,– рассказывает нам писатель устами своего героя так, чтобы у нас сомнений не осталось, чтобы доходчиво объяснить, почему издевательства и убийства беззащитных людей были так необходимы.