Каждый, кто посещает музыкальные учебные заведения и ходит в их библиотеки, знаком с этим: старые ноты с лучшими образцами классической музыки, испещренные комментариями и пометками, сделанными от руки, альбомы, помеченные «галочками» и целыми подчеркнутыми фразами — просто очень много посетителей работает с ними на протяжении учебного года. Эти ноты и монографии покупались за бесценок в лавках антикваров либо извлекались из частных коллекций и архивов ушедших в мир иной ценителей прекрасного. На обложки этих документов приклеен, словно груз, библиотечный формуляр, свидетельствующий, что теперь они будут храниться в библиотеке, и туда вставлен листок, помеченный именами пользователей, прикасавшихся к этим документам.
Вот перед нами на библиотечной полке маленькие стопочки старых нот высотой где-то около 30 сантиметров. Это листы с Первой симфонией композитора Густава Малера. Дирижер Чарлз Захария Борнштейн долго думал, что делать с этим, по его словам, свалившимся на его голову настоящим чудом. Он предполагал показать эти ноты студентам и прочесть в Академии музыки им. Рубина в Иерусалиме лекции, посвященные симфонической музыке Малера. Но вот рука его снимает с полки третий листок; он извлекает его, начинает обводить пристальным взглядом — и увиденное повергает его в шок. Перед ним сенсационная музыкальная находка — первозданная рукопись величайшего композитора-симфониста XX века.
Свет в далеком окошкеНо вот рука его снимает с полки третий листок; он извлекает его, начинает обводить пристальным взглядом — и увиденное повергает его в шок. |
Чарлз Борнштейн репатриировался из Нью-Йорка в Израиль. Иерусалимская музыкальная академия им. Рубина, возглавляемая Авнером Бироном, пригласила его читать лекции и дирижировать. Так он получил возможность начать новую жизнь в Израиле.
В 70-е годы Борнштейн, окончивший Джульярдскую школу в Нью-Йорке, а также зальцбургский Моцартеум, работал в качестве помощника у знаменитого Леопольда Стоковского, а также был самым молодым учеником известного венского дирижера Ханса Сваровского, у которого в свое время учились такие прославленные дирижеры, как Клаудио Аббадо и Зубин Мета.
«Малер находится в самом центре моих музыкальных пристрастий, — говорит Борнштейн. — Я дирижировал многими его произведениями, и его маяк всегда светит мне на поворотных точках моей жизни. Я изучал его симфонии через копии рукописей. Сваровский говорил мне, что изучение по рукописям дает возможность познать и понять то, чего не сумеешь познать и постичь, глядя только лишь в напечатанные ноты. И потому во время учебы в Венской академии я тратил деньги, предназначенные для покупки еды и оплаты проживания, на приобретение факсимильных рукописей Восьмой и Девятой симфоний. И когда я смог рассказать о Малере своим подопечным, я вдруг опять увидел его рукописи!!! Это для меня был настоящий свет в далеком окошке».
Борнштейн нашел раннюю версию Первой симфонии Малера. Она была напечатана и опубликована музыкальным издателем из Вены Йозефом Вайнбергером. Это было примерно в конце XIX века, и Малер тогда решил основательно проверить рукопись. Борнштейн пристально глядит в ноты — и им овладевает настоящее изумление — композитор сам сделал множество пометок от руки красными чернилами: исправления и замечания, дополнения и указания на неточности, разъяснения относительно исполнения трудных мест и формирования более четкой и правильной фразировки.
«Это было настоящее откровение, — говорит Борнштейн, склоняясь над листом. -Посмотрите хотя бы на темпы! Какое движение, какая энергия: вы словно наблюдаете творческий процесс, будто бы это он сам вот сейчас творит, созидает на наших глазах. Вот, например, видите? Он так быстро переворачивает страницу, что не нашлось даже времени, чтобы высохли чернила, так здесь даже виден отпечаток предыдущей страницы. Ни один помощник или корректор не может выправлять нотный текст с таким размахом и широкими линиями. Так мог писать только сам композитор».
Крайние проявления реакции, в общем-то, понятны: музыка такого рода не звучала еще никогда. Даже в этой одной из ранних малеровских работ слушатель почувствует особенности тональных ломок, а также влияние традиций классицизма и романтизма, до которых восходит его сознание. Он уходит в сторону от драматических принципов, провозглашавшихся Бетховеном, и хотя примыкает к благоприятной формальной конструкции, его музыка в основном преуспевает в плане гармонии, мелодического построения и оркестровки.
Крайние перепады в настроении и внедрение элементов «грубого простонародья» наряду с чередованием музыкальных фраз относятся к главным особенностям произведения, и параллельно с этим присутствуют внезапные наслоения друг на друга совершенно противоположных музыкальных стилей. По словам Борнштейна, этот почерк композитора — как бы «нарочитая музыкальная дислексия».
Малер начал сочинение симфонии сразу же после завершения своей первой значительной работы — вокально-симфонического цикла «Песни странствующего подмастерья», созданного в 1884 году. Над новым сочинением он работал около четырех лет. Оно находилось в сфере аллюзий, прочувствованных в «Песнях...», и так же воспринимается как некое символическое прохождение героя через жизненные испытания и потрясения. Заимствования и цитаты из ранее созданных произведений становятся фирменным знаком музыкального почерка композитора, и его лучшие работы, среди которых было 10 симфоний (последняя осталась незавершенной) — в них чувствуется вселенная, созданная из тематических и автобиографических кусков.
Борнштейн перелистывает нотные страницы. «Феномен Малера, — заключает он, -выражается в той личной интонации, которая свойственна его музыке: пафос, устрашение, пустота и предчувствие беды и совмещенные с этим наивность и умышленное впадение в детство — это модернистское устремление является его особенностью. И таким образом, пометки, предписывающие удвоение состава английских рожков и более громкий их звук — это стремление изобразить собственное стучащее сердце».
Молчащие трубы «Здесь, — он указывает на окончание первой фразы, — начисто убрана партия труб. Это сделано для того, чтобы не принижать впечатление от мощного звучания низкого регистра, а также вновь и вновь свести к минимуму уплотненность оркестрового звучания и позволить паузе заполнить время и пространство перед вступлением всего оркестра.
А здесь он убирает деревянные духовые, чтобы «просушить» звучание оркестра. Это мышление не столько композитора, сколько дирижера. Даже в ранних его работах вы чувствуете, насколько он опережает мышление, свойственное его возрасту».
Малер постоянно меняет указания на темп и оттенки звучания, ставит маленькие крестики рядом с нотными станами, чтобы обратить внимание издателей или корректоров на сделанные им уточнения. Но главное, что было замечено, — уточняя некоторые инструментальные части и делая прозрачнее оркестровую «кухню», он создает чувство модернистской остроты и возвышенности.
В целях доказательства подлинности найденных Борнштейном нот их подвергли сравнительной проверке рядом с «контрольными» нотами, опубликованными недавно издательством «Универсал». Сравнение дало удивительные результаты: малеровские исправления и ноты с данным текстом совпали один к одному!!! Целые разделы, убранные им из нот в публикации Вайнбергера, исчезли, а добавленные им появились, причем все это напрямую оснащено авторским комментариями на полях и пометками.
Вновь обнаруженная копия произведения позволяет нам почувствовать процесс создания симфонии, что в итоге приведет к значительным изменениям в процессе исполнения произведения.
Следующим шагом была установка возраста издания. За выполнение этой работы взялась Лаборатория по изучению документов при Департаменте идентификации полиции Израиля. Их изыскания позволили установить, что ноты были напечатаны при помощи старой рельефной технологии печати, а пометки были сделаны от руки при помощи авторучки или металлического пера красного цвета. Эти и другие исследования, проводившиеся в лаборатории, дали понять, что данные методы письма и тип бумаги относятся имение к началу XX века.
Наконец, все сомнения относительно подлинности нотного издания развеяло письмо от директора библиотеки им. Густава Малера в Париже и одного из крупнейших ныне здравствующих экспертов по произведениям Малера Анри-Луи де Лагранжа: «На основании моих догадок и приблизительных расчетов, мои ноты, не считая лишних страниц с копии первого издания «Универсала» с пометками профессионального корректора, включают в себя те пометки, которые собственноручно сделал красными чернилами сам Густав Малер».
В телефонном разговоре с газетой Га'арец, де Лагранж описывает находку как ценность «наипервейшей важности», добавляя, что новое нотное издание симфонии будет осуществлено с учетом новых находок, и на их основе вся работа будет подвергаться очень осторожному переосмыслению.
- Как Вы думаете, какие обстоятельства подвигли Малера сделать эти
корректировки?
- Малер начал редактировать симфонию где-то в начале XX века. Он занимался проверкой своих исправлений, которую нужно было сделать в рамках издательского договора, и таким образом подготовил первое издание, сделанное «Универсалом» в 1906 году.
- Что Вы почувствовали, когда увидели нотные экземпляры?
- Я постарался остаться хладнокровным. Моя интуиция подсказала мне сразу же, что это сам Малер, учитывая также его корректировки, но все же я взял рукопись Восьмой симфонии, написанной в тот же самый период времени. И сравнил два документа. Не было никаких сомнений, что это почерк Малера.
- Имеет ли находка высокую стоимость?
- Я никогда не пытался оценить эти малеровские ноты, чтобы отправить их на продажу, и более того, я сделал сверку наших каталогов. Я не нашел нигде похожего документа, так что я уж и не знаю, какова его цена.
Новая премьера Остается загадкой, как эти ноты вдруг оказались в Иерусалимской библиотеке. Лишь одна подпись присутствует на обложке: «Музыкальный отдел посвящает памяти достопочтенного Бенциона Гальперина. 1861-1953». Неясно, какое отношение имел этот Гальперин, который появился на свет год спустя после Малера (годы жизни композитора- 1860-1911) к самому композитору или к издателям, или, может, это его наследники подарили библиотеке сию реликвию.
Формуляр, которым помечено издание, засвидетельствовал, что оно прошло через множество рук на протяжении многих лет, и вот наконец его увидел Чарлз Борпштейн, благодаря которому уникальный документ был буквально спасен от возможного повреждения или утраты.
Несколько недель спустя Борнштейн будет дирижировать коллективами академии в серии концертов. Первый будет в Иерусалиме с оркестром академии на открытии концертного сезона, а в дальнейшем планируются выступления на фестивале «Голоса пустыни» в кибуце Сдей Бокер в Южном Негеве, а также в начале января — с камерным ансамблем.
Борнштейн очень благодарен академии и ее руководству за то, что получил возможность работы в Израиле, он адресует воле В-вышнего, что нашел такое издание Малера. В прошлом он дирижировал престижными, элитными оркестрами мирового класса, такими, как, например, оркестры Баварского радио, Юго-Западной Германии, филармонические оркестры Би-Би-Си, Бруклинский и оркестр в Буффало. Сейчас он мечтает о том, чтобы под его управлением прозвучала новая версия Первой симфонии Малера в исполнении Израильского филармонического оркестра. Это должна быть мировая премьера, и, конечно, при этом необходимо осуществить запись.
Венский композитор Густав Малер (1860-1911) вознес к самой вершине жанр классико-романтической симфонии, продолжая традиции своих великих предшественников — Бетховена, Шуберта, Брукнера.
В его творениях заложена мощная гамма эмоциональных чувств, перемежающаяся с ощущением трагичности бытия и неизбежности грядущей смерти, и все это достигается смешением противоположных ветвей стилистики: мотивы «грубого простонародья» и резкие командные тона сочетаются с хрустальным высоким звоном и похоронными маршами посреди мелодической изысканности и сладострастия. В своих симфониях он отходит от идеала музыкальной драмы и достигает нового языка выразительности, выливающегося наружу в таких красках мелодической формы, какие нигде прежде не было возможно услышать.
Малер был выходцем из еврейской семьи в Богемии. У него и его жены Альмы Шиндлер было две дочери, но старшая умерла еще в детстве. Эта трагедия и малеровское больное сердце, спровоцировавшее его безвременную кончину, были одной из причин трагической направленности многих произведений.
Малера также считают первым величайшим дирижером нынешней эпохи. Его работа в Венской Опере, которую он был вынужден бросить из-за нараставшего антисемитизма, до сих пор остается образцом для всех музыкантов-исполнителей.