Уравнения с бабочками

И при этом добавлял, что многие знали его гораздо меньше, чем сами полагали: “Но, кроме того, была у меня еще одна страсть, не менее сильная, нежели любовь к математике… это энтомология”. Точнее, к бабочкам, из которых он составил исключительно богатую коллекцию, насчитывающую около 20 000 образцов. Математика и бабочки… “Истина и красота”, — подытоживает директор Института Анри-Пуанкаре Мишель Бруэ, один из его самых близких друзей и соратников. От гармонии математического уравнения до игры цветов, чистоты линий крыла и элегантности полета расстояние и впрямь не столь уж и велико.

Небольшое расстояние лежало и между первой и последней витринами небольшой выставки “Лоран Шварц: бабочки и документы”, представленной в библиотеке Политехническом институте в Палезо во время коллоквиума, организованного в середине июля в память о Лоране Шварце, ушедшем чуть более года тому назад, 4 июля 2002-го. В одной из них находились свидетельство 1950 года о присвоении премии Дж.Филдса и престижная золотая нобелевская медаль математика, первым французским лауреатом которой он стал менее чем в сорок лет за открытие теории распределений. На выставке были представлены некоторые из личных вещей ученого, но основную часть ее составляла, конечно же, его знаменитая коллекция бабочек.

От стенда к стенду, перед посетителями раскрывалась правда, заключенная в прекрасном, и правда, заключенная в жизненном пути честного человека. Человека морали, не жалевшего ни времени, ни сил для “борьбы за попираемые права человека и права народов (…) иногда даже в ущерб собственным исследованиям”. Некоторые из подлинных документов, отмечающих этапы его яркой и искренней жизни, являются неизданными и по сей день.

Например, касающиеся, борьбы против пыток в Алжире во главе “Комитета Одэна” — имени молодого математика, арестованного десантниками в июне 1957 года и, вне всяких сомнений, умершего от пыток, хотя, по официально существующей версии, он числится без вести пропавшим. А “Манифест 121-го”, провозгласивший право на непокорность, стоил ему профессорского звания, которого он был лишен по инициативе министра обороны Пьера Мессмэ. Так отреагировала власть на обвинение ее в “безнаказанных пытках и поощрении истязателей”.

Или, скажем, его отношение к Вьетнаму, о противоречивости которого свидетельствует написанное в октябре 1978-го письмо “Дорогому товарищу Фам Ван Донгу” и в котором математик заверяет премьер-министра нового режима в своей “солидарности”, горячо высказываясь в поддержку соблюдения прав человека. Или, вот еще, его речь, написанная по случаю похорон жены Троцкого, Натальи Седовой, где он объясняет свое пребывание в рядах партии коммунистов-интернационалистов с 1936 по 1947 годы “гигантской фальсификацией” московских процессов, убедивших его в том, что “сталинизм не был хорошим путем”. Свою деятельность он собирался продолжить “вне любой партии”, свободным человеком…

Мишель Бруэ, математик Жан-Пьер Бургиньон, физик Эдуард Брезен и многие другие ученые вынашивают сегодня идею создания “Фонда Лорана Шварца для науки”, целью которого было бы “продолжать действия по слиянию науки и общества”. Речь идет о том, чтобы сформировать некое “пространство для обсуждения”, где встречались бы экономисты, политики, деятели культуры с целью “вернуть науке ее место в современном обществе”. Намерение, которое сегодня не вызывает сомнений в своей актуальности и от которого, конечно, не отказался бы и Лоран Шварц.