Отмеченный премией роман Аhарона Мегеда “Фойгельман” (Toby Press, October 2003) посвящен различиям, существующим между языками Израиля и диаспоры. Поэт Шмуэль Фойгельман (
Shmuel Foiglman), пишущий на идиш и прошедший Холокост, посылает из Парижа сборник своих стихотворений профессору еврейской истории Цви Арбелю (
Zvi Arbel) в Тель-Авив, чем приводит в действие цепь событий, имеющих тяжелые и непредвиденные последствия. Израильский историк погружается в противоречивую дружбу с Фойгельманом, в результате чего от него отдаляется жена и вся жизнь идет насмарку. Но конфронтация между Фойгельманом и Арбелем разворачивается и на еще более высоком, культурном уровне, являясь, по сути, противостоянием между ивритом и идишем, Израилем и диаспорой, старым миром и миром новым.
По мере развития сюжетной линии этот контраст лишь усиливается.
“То, что грубо на иврите, становится мягким на идиш. К проблемам, которые иврит пытается решать с пафосом, идиш относится с юмором”, — убеждает Фойгельман Арбеля. Но главный вопрос состоит в том, как относится современное еврейское государство к старым писателям на идиш, основателям и прародителям культурной традиции, которой столетиями удавалось выжить в Европе, несмотря на все погромы и антисемитские настроения, угрожавшие самому существованию евреев?
Парижский поэт убежден, что
“после разрушительной эпохи” Холокоста идиш “может возродиться, словно птица феникс из пепла, на той же земле, на которой собираются сейчас оставшиеся жильцы разрушенного дома, чтобы построить новый”. При этом он опасается
“семейной вражды”, однажды уже воцарившейся между двумя языками. И приходит к выводу, что в Израиле, увы, очень мало сочувствия к пишущим на идиш — даже к тем, чьи стихотворения переведены на иврит.
“Иврит, — сетует Фойгельман, —
настолько горд и надменен, что, когда один из его промотавшихся отпрысков возвращается домой, он принимает его столь холодно, будто это его приемный сын. Что делать? Больше нет двух языков, разнящихся так сильно, как иврит и идиш! Кажется, что на них говорят два совершенно разных народа!” .
В понимании Фойгельмана,
“идиш не привязан к земле” Израиля. Это, скорее, язык, который
“находится над землей… путешествует из страны в страну… словно Святой”. Поэт говорит от лица целых поколений писавших на идиш, скитавшихся по всей земле на всем протяжении многовекового существования диаспоры и боровшихся за право обосноваться на родине иврита — в Израиле. Большинство израильтян не знают идиш, хотя этот язык преподается в израильских университетах и в стране существует театр на идиш. Все, что они помнят из идиш, так это кульминационный момент из какой-нибудь байки или анекдота, рассказанных им в детстве дедушкой или бабушкой. Хорошо ли это, учитывая, что идиш с его богатой тональностью, со всеми творившими на нем поэтами и писателями, служил еврейскому народу опорой на протяжении всех темных столетий.
Кстати, для того, чтобы познакомиться с романом Мегеда, изображающим и осмысливающим отчужденные друг от друга части еврейской культуры, читателю вовсе не нужно непременно знать иврит или идиш — пока достаточно будет английского.