Мессия в квадрате

Вышел в свет роман Ури Шахара «Мессианский квадрат», подкидывающий христианству еще одну — еврейскую — версию евангельских событий.

Соблазнительная мысль — найти старинную рукопись? «Второзаконие» («Дварим»), «Зоар», «Аналитики» Аристотеля были найдены случайно. Не найдись эти книги, европейская философия и теология стали бы развиваться совсем иначе.

Так же случайно были обнаружены кумранские рукописи, пролежавшие в пещере две тысячи лет. А когда бедуины обнаружили их — совершенно некому было их всучить. Никто не хотел покупать: все считали старой рухлядью. Потом наконец нашелся специалист, профессор Иерусалимского университета. Он купил четыре свитка и сразу все понял. А потом еще много лет Ватикан прятал эти рукописи и дрожал над ними, боясь, очевидно, что обнародование свитков переиначит самое христианство...

Как говорит один из персонажей романа «Мессианский квадрат», «судьбу рукописи предопределяют духовные запросы людей. Если рукопись не найдется — ее придумают».

Ури Шахар взял да и придумал такую рукопись. Рукопись, которая объясняет все нестыковки священных текстов, рукопись, которая соотносит между собой всех Иисусов, живших 2000 лет назад: дает разгадку личности Учителя Праведности из кумранской общины, а также объясняет, кто был Йешу из Нацрата, описанный в Талмуде.

Внутри романа, как в матрешке, содержится еще один роман. Один из героев, смешной русский парень-христианин Андрей Безродин, путешествующий по Израилю, находит уникальную рукопись, которая в состоянии перевернуть наше восприятие христианства. На основе этой рукописи, из которой героям удается прочесть всего одну страницу, герой пишет собственный роман, в котором восстанавливает остальные события.

Безродин делает предположение, что Иисусов было два. Эта фантазия блистательно устраняет все противоречия Евангелий, которые существуют между синоптиками (Лука, Марк, Матфей) и Евангелием от Иоанна. Если допустить, что речь шла о двух разных личностях (один был казнен на Песах, второй — на Суккот; один считал себя человеком, другой — богом), то все становится на свои места.

Начинается книга с теракта. Теракт, этот изначальный Большой Взрыв, создаст Вселенную романа и свяжет судьбы таких разных людей: араба, который то ли разведчик, то ли шахид, светскую израильскую девушку, которая то ли сефардка-йеменка-хиппуша, то ли русская из Москвы, религиозного поселенца, нового репатрианта из России и, наконец, русского христианина, полуученого, полубомжа, большого чудака и большого умницу, нашедшего уникальную рукопись, которая перевернет судьбы героев с ног на голову.

Что интересно, герои в романе все положительные, при этом вполне живые... Однако антогонист-злодей есть. Это он, Пинхас, бывший офицер ЦАХАЛа, эрудит, интеллектуал, вдруг напав на след рукописи, совершенно тронулся умом и стал причиной всех бед. С ним автору сильно повезло. Это он, безумный охотник за рукописью, делает чтение романа таким интересным. Жил-жил человек, был практически безупречен — увидел рукопись — и сошел с ума. Теперь он, как опереточный злодей, готов продать родных жену и дочь за счастье поковыряться в пыльном манускрипте.

Но самое ценное в романе, на мой взгляд, — это споры. Споры между светской девушкой, арабом, христианином и религиозным сионистом — потому что каждый из них отчаянно защищает свою точку зрения. По поводу веры, отношения к иноверцам, территорий, арабо-израильского конфликта, Иисуса из Евангелия и Йешу из Талмуда.

Примечательны диалоги о территориях между правыми и левыми — а вернее, между убежденными и равнодушными:

Ури: — Запрет евреям селиться в Эрец Исраэль равносилен запрету исповедовать иудаизм!
Сарит: — Исповедуйте свой иудаизм в Тель-Авиве!
Ури: — Послушай, Сарит, давай я тебе с самого начала все объясню...

Лично я хоть и придерживаюсь в этом вопросе позиции израильских правых, но только потому, что израильские правые по-человечески гораздо симпатичнее левых. В частностях я разбираюсь не больше самой Сарит, двоечницы и хулиганки, для которой все едино, лишь бы не особенно париться. Поэтому «разговор с самого начала» с внятным объяснением: «я готов признать их права, но дело в том, что они не согласны признать моих» — лично для меня крайне полезен. Если быть точной, Сарит предстает такой безбашенной простушкой только в самом начале романа, пока ее еще не опустошил брак с Пинхасом, не воскресила любовь к Ури, не привела в отчаяние потеря дочери, не воспитала утрата, обретение и снова утрата рукописи.

Итак, самое любопытное в «Мессианском квадрате» — это межконфессиональный диалог. А в особенности иудео-христианский. Это взгляд на Евангелия с точки зрения еврейской традиции. И, наоборот, вопрос, как в еврейских источниках отразилось появление первых христианских общин. Почему Талмуд ни словом не упоминает о Кумранских рукописях и о Учителе праведности? Как в Талмуде упоминаются ноцрим (христиане)?

Христианин, читающий Евангелия, имеет один экзегетический дефект. Он понятия не имеет, в чем же суть той традиции, «не нарушить» которую, «а исполнить» пришел Иисус. Если смотреть на его личность и на все евангельские события глазами человека, знающего еврейскую традицию, выясняется, что конфликт между Иисусом и евреями сильно преувеличен. Вот, что написано в романе:

«Тора — временный закон, который Иисус демонстративно нарушал. Иисус исцелял в субботу, не омывал рук...» «Нет препятствий к тому, чтобы исцелять в субботу. Он не нарушал заповеди — он лишь молился (что предписано). А обычай омовения рук перед будничной трапезой в качестве закона утвердился уже после разрушения Храма. Да и как ищущий Б-га еврей может не соблюдать Тору? Это нонсенс».

«Раскручивание текста на максимально большое число версий в диковинку христианской традиции», — говорит автор. Тем не менее «Мессианский квадрат» подкидывает христианству еще одну свою версию. Адаптирует ли оно ее или отмахнется, сочтет ересью? Несколько дней назад я была на встрече, в которой принимали участие представители РПЦ. Один из них сказал вдруг: «Только побывав в Израиле и отметив еврейский Песах, я смог по-настоящему понять христианскую Пасху».

Вспоминается Лев Семенович Выготский: «Тот, кто не выучил хотя бы одного иностранного языка — не знает и своего собственного».

Юлия Меламед