Война и мир еврейской Америки

Джейкобу Блоху 42 года, он лысеет, у него проблемы с потенцией. Его старый пёс мочится на пол, 92-летний дед не хочет в дом престарелых, а старшего сына не допускают к бар-мицве. И Блох решается на странное – уезжает спасать Израиль.

В сегменте современной литературы, работающей с массовым, широким читателем, Джонатан Сафран Фоер, пожалуй, самый смелый экспериментатор. Он головокружительно перерабатывает художественную традицию, предлагая смелые, оригинальные и неожиданные решения.

Свой первый и сразу же ставший знаменитым роман «Полная иллюминация» Фоер написал в 25 лет. Там было не различить, где автор, а где персонаж. Главный герой романа, юноша по имени Джонатан Сафран Фоер, пишет свой первый роман – очень яркий, но наивный, несколько графоманский и поразительно невежественный: например, в еврейском местечке XVIII века там строят моторизированную лесопилку. Роман притворяется романом, автор притворяется собой и тем самым с потрясающей иронией выходит не только за собственные пределы, но и за пределы любого воображения. К тому же в том романе Фоер предлагает совершенно новаторскую игру с оригиналом и переводом – действие в основном происходит на территории Украины, герои разговаривают по-английски, по-русски и по-украински, и автором заранее заложено, что в переводе на украинский или русский акценты будут расставлены совершенно по-новому.

В романе «Жутко громко и запредельно близко» Фоер напоминает читателю тот непреложный и оттого всегда ускользающий от осознания факт, что текст в книге – не только передатчик образов и мыслей, но и материальный объект. В отношения в романе вступают не только персонажи, но и рукописный и печатный шрифт, создающие две неодинаковые картины мира. Ещё полнее, кстати, эту идею материализации текста Джонатан Сафран Фоер воплотил в пока не переведённой на русский книге «Дерево кодов». Это постмодернистская работа, представляющая собой не только книгу, но и объект современного искусства. Там писатель работает с книгой еще одного еврейского писателя и художника Бруно Шульца «Улица крокодилов». Прорезая в книге отверстия, Фоер создает совершенно новый текст. Перед нами оказывается в прямом смысле трёхмерное и сквозное литературное произведение.

Роман «Вот я», на языке оригинала вышедший в 2016 году, читатели ждали 11 лет. Казалось бы, многие после этого многолетнего предвкушения могли почувствовать себя разочарованными. На первый взгляд, в своём новом романе Фоер предельно далёк от экспериментов и отвязного формалистского хулиганства. Перед нами вроде стандартный еврейский американский роман – монументальный, полный рефлексии и того национального колорита, который позволяет говорить о культуре американских евреев как о совершенно особом явлении.

Иногда кажется, что «Вот я» написан Филипом Ротом, иногда – Полом Остером, а в особо смешных, юмористических моментах – Джонатаном Троппером. Однако в этом и заключается очередное поистине головокружительное хулиганство. Перед нами любовная и вместе с тем беспощадно трезвая пародия на всю условно современную еврейскую американскую литературу. Но в первую очередь – самопародия. Ведь о чём бы ни писал Фоер, он всегда размышляет над тем, что такое быть евреем вообще и быть евреем в Америке.

Джейкобу Блоху 42 года, он лысеет, у него проблемы с потенцией, жена нашла эротическую переписку в его телефоне. Старшего сына не допускают к бар-мицве, потому что он ругался страшным «словом на букву “н”», а юный Сэм и рад – и взрослеть не хочет, и сердится, что родители навязывают ему обычаи, которые в основном сами не соблюдают. Младшие сыновья Джейкоба гиперчувствительны и ранимы, эксцентричный отец, известный радиоведущий, ведёт неполиткорректный блог, где призывает уничтожить всех врагов евреев и Израиля, что ещё больше обостряет ситуацию с отложенной бар-мицвой. Пёс мочится на пол, его давно пора усыпить, но не поднимается рука. Девяностодвухлетний дедушка отказывается переезжать в дом престарелых, а брать его к себе не хотят ни сын, ни внук, только правнуки жалеют прадеда Исаака.

Сам Джейкоб начинал почти как вундеркинд – написал в 24 года книгу, признанную лучшим романом еврейской Америки. Здесь мы видим автобиографический намёк на самого Фоера. Однако сегодня Джейкоб погряз в сценарии не слишком популярного телесериала. Правда, в душе он вынашивает другой сценарий – о своей полубезумной семейке, но пока пишет только комментарии к нему. Словом, перед нами типичный герой Вуди Аллена в кризисе среднего возраста.

И на фоне этих отчасти трагикомических семейных перипетий происходит настоящая трагедия – грандиозное землетрясение в Израиле и следующее за ним жесточайшее обострение арабо-израильских отношений, приводящее чуть ли не к Третьей мировой войне. В антиутопическом мотиве гибели Государства Израиль – прямое обращение, почтительное, но и постмодернистски ироничное, к роману Майкла Шейбона «Союз еврейских полисменов». Рушится дом Джейкоба, еврейская семья – рушится и Израиль. И оказывается, для того чтобы сохранить если не мир во всём мире, не обречённый уже брак, то хотя бы себя самого, Джейкобу необходимо осознать, что значит – быть евреем сегодня.

Слабый, вялый Джейкоб не чувствует себя библейским Авраамом, дважды отвечающим: «Вот я» – Всевышнему и своему сыну Исааку. Современный американский еврей, зависший между культурами, двойственный, не цельный, не может сказать о себе «вот я», потому что он не уверен, где его «я», в чём оно заключается. Не имеющему духовной силы первого из еврейских праотцов, Джейкобу ближе другой патриарх – Иаков, дерзнувший бороться за благословение и этого благословения достойный. Борьба за благословение и право на благословение – это, по мнению Джейкоба, и есть судьба каждого еврея.

«Яков боролся с Б-гом за благословение. Он и с Исавом боролся за благословение, и с Лаваном, и каждый раз он в конце концов одерживал верх. Он боролся, потому что понимал: благословение стоит, чтобы за него драться. Он знал, что удержать можно лишь то, что ты не согласен отпустить. Израиль, название исторической родины евреев, буквально означает “борется с Б-гом”. Не “славит Бога”, не “чтит Бога”, не “любит Бога” и даже не “повинуется Богу”. По сути дела, в этом имени звучит противоположность повиновению. “Борьба ­– это не только наше состояние, это наша суть, наше имя”».

Символизм усугубляется ещё и тем, что Джейкоб, всю жизнь думавший, что его назвали в честь Якова – родственника, погибшего в Холокост, узнаёт, что на самом деле того звали Изер – Израиль. Для Фоера и его героя именно Государство Израиль оказывается тем благословением, за которое сегодня стоит бороться. И Джейкоб лишь на миг обретает цельность, а также уважение уставшей от него жены – когда решается ехать с добровольцами на помощь пострадавшему от землетрясения и войны еврейскому государству. А что его решимости хватает ненадолго – ну, так на то он Джейкоб, а не Иаков.

«Вот я» – эпос о становлении маленького человека в условиях грандиозной исторической трагедии. В этом роман опирается на поэмы Гомера и «Войну и мир» Льва Толстого – отсылки к этим произведениям в тексте романа встречаются постоянно.

Но Фоер не был бы собой, если бы в новом романе просто рассказал историю, сколь угодно необыкновенную. Перед нами очередное литературное хулиганство – доведенный до абсурда приём «ненадёжного рассказчика». В книге есть две версии истории землетрясения и войны в Израиле. В одной из них Израиль, отказавшись поддерживать пострадавшее палестинское население, настроил против себя весь мир. В другой конфликт до такой степени не заострился, страна была благополучно восстановлена. Обе эти версии не комментируют друг друга и вообще не пересекаются, существуют равноправно. Что из этого «было на самом деле»?

В одной из версий этого сценария уезжающий на войну Джейкоб оставляет своей без пяти минут бывшей жене наброски своего многолетнего автобиографического труда. Наброски эти рассказывают о возвращении Джейкоба, об уже состоявшемся разводе, о смерти отца героя и его выросших сыновьях. Что это – пророчество или письмо из будущего? Но мистическое прочтение абсолютно исключается самим миром книги, реалистическим и рационалистическим, а будущее как-то странно лишено футуристических признаков, неотличимо от настоящего, как будто время остановилось.

И получается, что «Вот я» – не только сага о жизни одной семьи, не только рассуждение о современном еврействе. Как и все книги Фоера, его новый роман явно и неявно рассказывает о самом искусстве литературы, наслаивающем реальности друг на друга. На этот раз Фоер обошелся без всяких прорезей и ловкости рук – одной только силой слов.

Джонатан Сафран Фоер. Вот я. Перевод с английского Николая Мезина. М., Эксмо, 2018