Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
Глава 1
12.04.2001
Роль евреев в русском освободительном движении, их участие в борьбе за политическое и социальное освобождение России, наконец, их борьба за национальное освобождение — стали предметом общего внимания далеко не сразу. Еще в 1883 г. один из русских реакционных писателей, Гиляров-Платонов, в предисловии к своему обозрению русского революционного движения, следующим образом оценивал значение национальных элементов, из которых слагалась русская "крамола": "пожива крамолы — в великорусском и малорусском племени и господствующем вероисповедании. Из инородцев бросаются в глаза уроженцы Кавказа, коих значительный процент в нечаевщине и между "30 московскими социалистами". В каракозовщине и нечаевщине еще не встречается семитической струи. Но с допущением евреев в наши школы она занимает непропорционально выдающееся место".
Русское еврейство принесло обильные и кровавые жертвы на алтарь русской политической свободы, оно пожертвовало лучшими своими детьми, но широкое его участие в борьбе — дело сравнительно недавних дней.
В революционном движении конца царствования императора Александра I принял участие лишь один еврей — Перетц, крестившийся, впрочем, в лютеранство. Он служил в канцелярии петербургского губернатора Милорадовича и был принят в тайное общество Глинкой в 1819 г. или 1820 г. Во время следствия по делу декабристов Ф.Н.Глинка отрицал это, указывая, что он отказался ввести Перетца, как заведомого "балагура", и в масонскую ложу, несмотря на его ссылки на связи с известными масонами. Так или иначе, но Перетц был, как видно, членом Союза Благоденствия, мало того. предполагал, по показанию С.Н.Семенова, основать при участии Глинки, Семенова и Кутузова общество, независимое от Союза Благоденствия. По словам Перетца, целью общества было введение конституции, а средством — "распространение всеобщего неудовольствия, делая гласным несправедливость и ошибки правительства", Перетц принял в этот кружок офицеров Искрицкого, Сенявина, Данченко и служившего в морском министерстве Устиновича. Впоследствии, донося на тех, кого вовлек он в свое тайное общество, Перетц подробно перечислял темы разговоров в этом "обществе" и утверждал, что "все единогласно порицали меры правительства". Интересно отметить, что план Пестеля об основании еврейского государства выселенными из России и Полыни евреями был — возможно думать — навеян ему стремлениями, существовавши"!!! уже тогда в еврейском обществе. Так, Перетц говорил неоднократно Ф.Н.Глинке о необходимости основать общество для освобождения евреев, рассеянных по России и Западной Европе, и поселении их в Крыму или на востоке в виде отдельного народа. Подобной же мыслью задавался отец Перетца (винный откупщик), но для этого, по их мнению, было необходимо учредить общество капиталистов и заручиться содействием ученых людей. Соответственно с этим и Пестель считал желательным устройство особого еврейского государства в Малой Азии. Таковы данные об участии, в идейном и организационном отношении, в декабрьском движении еврея Перетца. Сын богатого откупщика, он в свое время не видел иного пути для общения с представителями русского общества, чем тот, который он избрал. Идеи его относительно основания еврейского государства безусловно интересны. Все же появление его среди декабристов было очень случайно. Это видно также и из того, что проходит еще почти 40 лет, если не больше, прежде чем русские евреи начинают снова фигурировать, в качестве отдельных участников, в русском общественном движении.
В царствование императора Николая I мы не видим евреев в революционных кружках. Не было их ни в московских кружках, ни в провинциальных, ни в кружках 40-х гг. эпохи Петрашевского.
В 1848 г., в связи с "пашквилем" на имя начальника III Отделения графа Орлова, "поданным" в феврале, вслед за первыми известиями о парижской революции, имя еврея Фейгина было помянуто "сотрудником" III Отделения Фаддеем Булгариным. Автор "пашквиля", подписавшийся "истым русски"!", писал Орлову, что "будет то же и в России, если еще не в сильнейшем, как на западе, разгаре озлобленного народа русского"... Булгарин, по предложению Дубельта, представил свои "догадки", сплошной донос на разных литераторов. "Более и сильнее других, — писал он, — вопиют ныне в пользу революции молодой писатель Бутков... Некрасов — и несчастный Фейгин, приятель Краевского, который часто обедает у Фейгина. Фейгин считает себя обиженным и разоренным несправедливостью. Бутков родом из мешан, был прежде письмоводителем или домашним секретарем у Фейгина и писал деловые бумаги и проекты под его диктовку, У Фейгина есть идеи, но он не знает русского языка, хотя страстный охотник марать бумагу"... Ничего из доносов Булгарина не вышло, хотя, под благовидным предлогом, затребовали в III Отделение почерки названных Булгариным лиц, среди них также и Белинского. Тот Фейгин, которого доносчик назвал "несчастным", был не кто иной, как Литман Фейгин, черниговский купец I гильдии, а также коммерции советник, популярный в еврейских кругах николаевской эпохи. Популярность эту создали ему довольно смелые выступления и ходатайства его пред имп. Николаем I за единоверцев. Разорение Фейгина в конце 40-х гг. приписывалось мести министра финансов Вронченко. Записки Фейгина "об облегчении положения еврейского народа", поданные им в начале 30-х гг., шли к императору через графа Бенкендорфа. Так что Булгарин, в своем доносе, писал о нем как о лице, известном III Отделению. Замечание Булгарина, что у Фейгина "есть идеи", звучит как предвосхишение известной чеховской шутки. Только доносчик 1848 г. был совершенно серьезен, выставляя свое обвинение в "идеях" против Фейгина.
Уже к эпохе имп. Александра II относится дело студента-еврея Иосифа Розенталя. С марта по август 1855 г. в Киевской губернии происходили волнения крестьян, охватившие Киевский, Звенигородский, Чигиринский, Уманьский и Черкасский уезды. Пришлось для усмирения применять военную силу, причем в трех случаях убито было 36 человек и ранено до 97. В Тарашанском уезде бывшие студенты Киевского университета — поляк Скавронский и еврей Иосиф Розенталъ распространяли среди крестьян прокламации. Розенталъ бежал в Галицию, однако австрийским правительством выдан был в Россию и сослан в 1856 г. в Сибирь. По приезде в Сибирь Розенталь сошелся с проживавшими там петрашевцами.
Участие евреев в студенческих беспорядках эпохи имп. Александра II не дает цифры, соответственной процентному отношению евреев-студентов университета. Скорее эта цифра гораздо ниже упомянутого проценга. В списках лиц, подвергшихся Наказанию за студенческое движение 60-70 гг., еврейские фамилии встречаются как исключение. Обращаясь к движению в среде студенчества до 1861 г., когда разразились первые большие беспорядки, мы находим сведения об университете Киевском. 1-го февраля 1860-го в Киеве было арестовано 12 человек студентов, среди них известный впоследствии по процессу 193-х Митрофан Муравский. Вместе с ним арестованы были Два студента-еврея Кацен и Шмулевич. впоследствии освобожденные. Члены арестованного кружка ставили своей целью открытие воскресных школ "для распространения в массы простого народа либеральных идей". Большинство членов кружка было отправлено в административную ссылку. Муравский, попавший в г.Бирск Оренбургской губернии, продолжал усиленную переписку с университетскими городами. Часть этой переписки попала в 1862 г. в руки III Отделения, при арестах по делу Н.А.Серно-Соловьевича. При этом было найдено письмо Шмулевича (1861) из Киева, который писал Муравскому: "У нас все мерзость, кроме Пирогова. Это человек в полном смысле слова. За то ему и достается со всех сторон... Наши студенты становятся лучше, у нас еще открылись 4 (кроме прежних двух) воскресные школы и 3 женских"... Таким образом, Шмулевич продолжал участвовать в культурно-политической деятельности Киевского студенчества. В том же 1860 г. был арестован в Москве студент Юкельзон, который писал к одному из членов помянутого выше кружка, Портуталову, что в Москве литографируются сочинения Герцена.
В Петербурге во время больших беспорядков 1861 г. были арестованы университетские старосты, носившие тогда название "редакторов" (официально они являлись представителями курсов и факультетов в комиссии, редактировавшей "Сборник, издаваемый студентами С.-Петербургского университета"). В числе наиболее виновных пяти старост мы находим имя студента Александра Френкеля, сына купца (Самуила Френкеля), которого вместе с товарищами приказано было, как "изобличенного дознанием в действиях, обнаруживающих намерение не исполнять предписаний начальства, выслать в уездный город отдаленной губернии". А.Френкель был помешен в 111 разряде, младший же брат его, Леонтий, был признан невиновным. Кроме того, в списке "виновных меньше" из числа студентов, содержащихся в крепости, мы находим Утина 2-го, а среди "виновных больше"-Утина 1-го. В официальном списке студентов, арестованных 12 октября 1861 г., из 240 человек там поименованных, значится кроме того 2 еврея: вольнослушатель Эма-нуил Шац и студент Иосиф Ъеркман. Дело петербургских студентов было закончено приказом Санкт-Петербургского обер-полицмейстера, генерал-адъютанта Паткуля от 13 декабря 1861 г.
Дело о студенческих беспорядках в Москве восходило на высочайшее соизволение через совет министров. В высочайшем повелении (6 февраля 1862 г.), в пункте 4. в числе "захваченных в противозаконном сборище перед домом военного генерал-губернатора студентов" мы находим в числе других имя студента Иосифа Левензона. "Противозаконное сборище" состояло, как известно, в том, что студенты московского университета пришли толпою, чтобы подать генерал-губернатору петицию на высочайшее имя с просьбой о восстановлении студенческих старост, организаций, касс, сходок, столовых и т. д., уничтоженных правилами 31 мая 1861 г. Студенты были встречены полицией и подвергнуты жестокому избиению, Левензона и товарищей повелено было "обязать подписками, что они подчинятся всем правилам, установленным для внутреннего порядка в университете, а в противном случае выслать на родину". Пункт седьмой гласит: "студентам, участвовавшим в некоторых беспорядках, но не изобличенных в особенных противозаконных действиях или не захваченных на площади, сделать строгое внушение"... В числе 15 человек, подходивших под этот пункт, были следующие евреи: студенты — Иосиф Коган, Борис Ландо, Александр Зельверович и вольнослушатель Исаак Гурович.
Несколько подробнее стоит остановиться на личностях студентов Утиных, помянутых выше и принадлежащих к семье, давшей русскому общественному движению 60-70-х гг. не одного участника. Прежде чем говорить о младших представителях этой семьи — Николае (по списку Утин 1 -и) и Евгении (Утин 2-й), нужно сказать несколько слов об их отце, Исааке и старшем брате Борисе. Отец Утиных, человек без всякого образования, сделал карьеру в откупном деле. Он дал своим детям блестящее образование. Далекий от идей 60-х гг., которыми были увлечены в то время все его дети, он держал себя очень мужественно, когда его сыновей постигла кара, в виде заключения в Петропавловскую крепость, а также и тогда, когда Николай Утин, находившийся у отца на поруках, бежал за границу. Аресту Николая Утина придавалось большое значение, отца хотели самого посадить в крепость, и лишь благодаря гуманному генерал-губернатору кн. А. А. Суворову дело ограничилось домашним арестом. "Меня могут арестовать, совсем разорить, — сказал старик одному из сыновей, — но что бы мне ни угрожало, ни под каким видом Николай не Должен возвращаться"...
Старший сын Борис (1832-1872) сыграл в 1861 г. видную роль в качестве одного из наиболее энергичных защитников университетских вольностей "от напора реакции". Воспитанник Дерптс кого университета, он ездил продолжать свое образование за границу. Вернувшись оттуда, он, опираясь на свои научные труды и на поддержку К.Д.Кавелина, выставил свою кандидатуру в профессора петербургского университета. Все кафедры были заняты; тогда Кавелин предложил учредить новую кафедру всеобщей истории положительных законов. Несмотря на оппозицию факультета, министерство учредило эту кафедру и назначило Утина экстраординарным профессором. Молодой и энергичный преподаватель, он был одним из любимцев молодежи, выступая ее защитником, сторонником корпоративного устройства студенчества. Это не мешало ему быть строгим в научных требованиях. К эпохе его университетской преподавательской деятельности относится ряд его ученых работ по юриспруденции, в которых научность сочеталась с злободневностью тем. Он писал "о мировой юстиции и самоуправлении в Англии" ("Современник", 1860 г.), о суде присяжных в Англии, о судебной реформе; в связи с популяризацией конституционных начал стояла его работа "О государственном быте Англии" (1862 г.). Впоследствии, уже находясь в отставке, Б.И.Утин, вместе с Кавелиным, перевел и издал книгу А. Гакстгаузена "Конституционное начало", причем предисловие книги касалось специально России. "Некоторые признаки, — писал Гакстгаузен, — указывают на то, что стремление и поток времени могли бы перенести и русское государство на иные, новые стези. Что попытки в этом направлении будут сделаны, кажется тому, кто знает Россию, не невероятным. Поэтому, — пояснял Гакстгаузен. — мне казалось прежде всего необходимым, чтобы образованным государственным и практическим людям предложен и сообщен был правильный и ясный взгляд на существо и начало конституционной системы"... Книга эта, вышедшая в 1864 г., была конфискована. Таким образом, Б.И.Утин и на кафедре, и в литературе был проповедником конституционных начал. Не менее интересна была его деятельность в университете, где он прямо и откровенно выражал сочувствие новому порядку вещей, который устанавливался там в эпоху 1855- 1861 гг. В марте 1861 г., когда признано было необходимым выработать правила для устройства общеуниверситетского студенческого представительства, он был членом комиссии, под председательством Кавелина, в которой участвовали и представители от студенчества. Осенью 1861 г., он, рискуя своей популярностью, удерживал молодежь от резких выступлений, но когда над студенчеством учинена была расправа, он вместе с проф. Кавелиным, Пыпиным, Стаеюлевичем и Спасовичем покинул университет, который так любил. В 1862 г. он был профессором Вольного Университета и пытался спасти его от закрытия. Он показал себя искренним другом науки, свободы и русской молодежи. Последние годы его жизни были посвящены службе в магистратуре; он умер всего 40 лег от роду, членом судебной палаты.
Русское еврейство принесло обильные и кровавые жертвы на алтарь русской политической свободы, оно пожертвовало лучшими своими детьми, но широкое его участие в борьбе — дело сравнительно недавних дней.
В революционном движении конца царствования императора Александра I принял участие лишь один еврей — Перетц, крестившийся, впрочем, в лютеранство. Он служил в канцелярии петербургского губернатора Милорадовича и был принят в тайное общество Глинкой в 1819 г. или 1820 г. Во время следствия по делу декабристов Ф.Н.Глинка отрицал это, указывая, что он отказался ввести Перетца, как заведомого "балагура", и в масонскую ложу, несмотря на его ссылки на связи с известными масонами. Так или иначе, но Перетц был, как видно, членом Союза Благоденствия, мало того. предполагал, по показанию С.Н.Семенова, основать при участии Глинки, Семенова и Кутузова общество, независимое от Союза Благоденствия. По словам Перетца, целью общества было введение конституции, а средством — "распространение всеобщего неудовольствия, делая гласным несправедливость и ошибки правительства", Перетц принял в этот кружок офицеров Искрицкого, Сенявина, Данченко и служившего в морском министерстве Устиновича. Впоследствии, донося на тех, кого вовлек он в свое тайное общество, Перетц подробно перечислял темы разговоров в этом "обществе" и утверждал, что "все единогласно порицали меры правительства". Интересно отметить, что план Пестеля об основании еврейского государства выселенными из России и Полыни евреями был — возможно думать — навеян ему стремлениями, существовавши"!!! уже тогда в еврейском обществе. Так, Перетц говорил неоднократно Ф.Н.Глинке о необходимости основать общество для освобождения евреев, рассеянных по России и Западной Европе, и поселении их в Крыму или на востоке в виде отдельного народа. Подобной же мыслью задавался отец Перетца (винный откупщик), но для этого, по их мнению, было необходимо учредить общество капиталистов и заручиться содействием ученых людей. Соответственно с этим и Пестель считал желательным устройство особого еврейского государства в Малой Азии. Таковы данные об участии, в идейном и организационном отношении, в декабрьском движении еврея Перетца. Сын богатого откупщика, он в свое время не видел иного пути для общения с представителями русского общества, чем тот, который он избрал. Идеи его относительно основания еврейского государства безусловно интересны. Все же появление его среди декабристов было очень случайно. Это видно также и из того, что проходит еще почти 40 лет, если не больше, прежде чем русские евреи начинают снова фигурировать, в качестве отдельных участников, в русском общественном движении.
В царствование императора Николая I мы не видим евреев в революционных кружках. Не было их ни в московских кружках, ни в провинциальных, ни в кружках 40-х гг. эпохи Петрашевского.
В 1848 г., в связи с "пашквилем" на имя начальника III Отделения графа Орлова, "поданным" в феврале, вслед за первыми известиями о парижской революции, имя еврея Фейгина было помянуто "сотрудником" III Отделения Фаддеем Булгариным. Автор "пашквиля", подписавшийся "истым русски"!", писал Орлову, что "будет то же и в России, если еще не в сильнейшем, как на западе, разгаре озлобленного народа русского"... Булгарин, по предложению Дубельта, представил свои "догадки", сплошной донос на разных литераторов. "Более и сильнее других, — писал он, — вопиют ныне в пользу революции молодой писатель Бутков... Некрасов — и несчастный Фейгин, приятель Краевского, который часто обедает у Фейгина. Фейгин считает себя обиженным и разоренным несправедливостью. Бутков родом из мешан, был прежде письмоводителем или домашним секретарем у Фейгина и писал деловые бумаги и проекты под его диктовку, У Фейгина есть идеи, но он не знает русского языка, хотя страстный охотник марать бумагу"... Ничего из доносов Булгарина не вышло, хотя, под благовидным предлогом, затребовали в III Отделение почерки названных Булгариным лиц, среди них также и Белинского. Тот Фейгин, которого доносчик назвал "несчастным", был не кто иной, как Литман Фейгин, черниговский купец I гильдии, а также коммерции советник, популярный в еврейских кругах николаевской эпохи. Популярность эту создали ему довольно смелые выступления и ходатайства его пред имп. Николаем I за единоверцев. Разорение Фейгина в конце 40-х гг. приписывалось мести министра финансов Вронченко. Записки Фейгина "об облегчении положения еврейского народа", поданные им в начале 30-х гг., шли к императору через графа Бенкендорфа. Так что Булгарин, в своем доносе, писал о нем как о лице, известном III Отделению. Замечание Булгарина, что у Фейгина "есть идеи", звучит как предвосхишение известной чеховской шутки. Только доносчик 1848 г. был совершенно серьезен, выставляя свое обвинение в "идеях" против Фейгина.
Уже к эпохе имп. Александра II относится дело студента-еврея Иосифа Розенталя. С марта по август 1855 г. в Киевской губернии происходили волнения крестьян, охватившие Киевский, Звенигородский, Чигиринский, Уманьский и Черкасский уезды. Пришлось для усмирения применять военную силу, причем в трех случаях убито было 36 человек и ранено до 97. В Тарашанском уезде бывшие студенты Киевского университета — поляк Скавронский и еврей Иосиф Розенталъ распространяли среди крестьян прокламации. Розенталъ бежал в Галицию, однако австрийским правительством выдан был в Россию и сослан в 1856 г. в Сибирь. По приезде в Сибирь Розенталь сошелся с проживавшими там петрашевцами.
Участие евреев в студенческих беспорядках эпохи имп. Александра II не дает цифры, соответственной процентному отношению евреев-студентов университета. Скорее эта цифра гораздо ниже упомянутого проценга. В списках лиц, подвергшихся Наказанию за студенческое движение 60-70 гг., еврейские фамилии встречаются как исключение. Обращаясь к движению в среде студенчества до 1861 г., когда разразились первые большие беспорядки, мы находим сведения об университете Киевском. 1-го февраля 1860-го в Киеве было арестовано 12 человек студентов, среди них известный впоследствии по процессу 193-х Митрофан Муравский. Вместе с ним арестованы были Два студента-еврея Кацен и Шмулевич. впоследствии освобожденные. Члены арестованного кружка ставили своей целью открытие воскресных школ "для распространения в массы простого народа либеральных идей". Большинство членов кружка было отправлено в административную ссылку. Муравский, попавший в г.Бирск Оренбургской губернии, продолжал усиленную переписку с университетскими городами. Часть этой переписки попала в 1862 г. в руки III Отделения, при арестах по делу Н.А.Серно-Соловьевича. При этом было найдено письмо Шмулевича (1861) из Киева, который писал Муравскому: "У нас все мерзость, кроме Пирогова. Это человек в полном смысле слова. За то ему и достается со всех сторон... Наши студенты становятся лучше, у нас еще открылись 4 (кроме прежних двух) воскресные школы и 3 женских"... Таким образом, Шмулевич продолжал участвовать в культурно-политической деятельности Киевского студенчества. В том же 1860 г. был арестован в Москве студент Юкельзон, который писал к одному из членов помянутого выше кружка, Портуталову, что в Москве литографируются сочинения Герцена.
В Петербурге во время больших беспорядков 1861 г. были арестованы университетские старосты, носившие тогда название "редакторов" (официально они являлись представителями курсов и факультетов в комиссии, редактировавшей "Сборник, издаваемый студентами С.-Петербургского университета"). В числе наиболее виновных пяти старост мы находим имя студента Александра Френкеля, сына купца (Самуила Френкеля), которого вместе с товарищами приказано было, как "изобличенного дознанием в действиях, обнаруживающих намерение не исполнять предписаний начальства, выслать в уездный город отдаленной губернии". А.Френкель был помешен в 111 разряде, младший же брат его, Леонтий, был признан невиновным. Кроме того, в списке "виновных меньше" из числа студентов, содержащихся в крепости, мы находим Утина 2-го, а среди "виновных больше"-Утина 1-го. В официальном списке студентов, арестованных 12 октября 1861 г., из 240 человек там поименованных, значится кроме того 2 еврея: вольнослушатель Эма-нуил Шац и студент Иосиф Ъеркман. Дело петербургских студентов было закончено приказом Санкт-Петербургского обер-полицмейстера, генерал-адъютанта Паткуля от 13 декабря 1861 г.
Дело о студенческих беспорядках в Москве восходило на высочайшее соизволение через совет министров. В высочайшем повелении (6 февраля 1862 г.), в пункте 4. в числе "захваченных в противозаконном сборище перед домом военного генерал-губернатора студентов" мы находим в числе других имя студента Иосифа Левензона. "Противозаконное сборище" состояло, как известно, в том, что студенты московского университета пришли толпою, чтобы подать генерал-губернатору петицию на высочайшее имя с просьбой о восстановлении студенческих старост, организаций, касс, сходок, столовых и т. д., уничтоженных правилами 31 мая 1861 г. Студенты были встречены полицией и подвергнуты жестокому избиению, Левензона и товарищей повелено было "обязать подписками, что они подчинятся всем правилам, установленным для внутреннего порядка в университете, а в противном случае выслать на родину". Пункт седьмой гласит: "студентам, участвовавшим в некоторых беспорядках, но не изобличенных в особенных противозаконных действиях или не захваченных на площади, сделать строгое внушение"... В числе 15 человек, подходивших под этот пункт, были следующие евреи: студенты — Иосиф Коган, Борис Ландо, Александр Зельверович и вольнослушатель Исаак Гурович.
Несколько подробнее стоит остановиться на личностях студентов Утиных, помянутых выше и принадлежащих к семье, давшей русскому общественному движению 60-70-х гг. не одного участника. Прежде чем говорить о младших представителях этой семьи — Николае (по списку Утин 1 -и) и Евгении (Утин 2-й), нужно сказать несколько слов об их отце, Исааке и старшем брате Борисе. Отец Утиных, человек без всякого образования, сделал карьеру в откупном деле. Он дал своим детям блестящее образование. Далекий от идей 60-х гг., которыми были увлечены в то время все его дети, он держал себя очень мужественно, когда его сыновей постигла кара, в виде заключения в Петропавловскую крепость, а также и тогда, когда Николай Утин, находившийся у отца на поруках, бежал за границу. Аресту Николая Утина придавалось большое значение, отца хотели самого посадить в крепость, и лишь благодаря гуманному генерал-губернатору кн. А. А. Суворову дело ограничилось домашним арестом. "Меня могут арестовать, совсем разорить, — сказал старик одному из сыновей, — но что бы мне ни угрожало, ни под каким видом Николай не Должен возвращаться"...
Старший сын Борис (1832-1872) сыграл в 1861 г. видную роль в качестве одного из наиболее энергичных защитников университетских вольностей "от напора реакции". Воспитанник Дерптс кого университета, он ездил продолжать свое образование за границу. Вернувшись оттуда, он, опираясь на свои научные труды и на поддержку К.Д.Кавелина, выставил свою кандидатуру в профессора петербургского университета. Все кафедры были заняты; тогда Кавелин предложил учредить новую кафедру всеобщей истории положительных законов. Несмотря на оппозицию факультета, министерство учредило эту кафедру и назначило Утина экстраординарным профессором. Молодой и энергичный преподаватель, он был одним из любимцев молодежи, выступая ее защитником, сторонником корпоративного устройства студенчества. Это не мешало ему быть строгим в научных требованиях. К эпохе его университетской преподавательской деятельности относится ряд его ученых работ по юриспруденции, в которых научность сочеталась с злободневностью тем. Он писал "о мировой юстиции и самоуправлении в Англии" ("Современник", 1860 г.), о суде присяжных в Англии, о судебной реформе; в связи с популяризацией конституционных начал стояла его работа "О государственном быте Англии" (1862 г.). Впоследствии, уже находясь в отставке, Б.И.Утин, вместе с Кавелиным, перевел и издал книгу А. Гакстгаузена "Конституционное начало", причем предисловие книги касалось специально России. "Некоторые признаки, — писал Гакстгаузен, — указывают на то, что стремление и поток времени могли бы перенести и русское государство на иные, новые стези. Что попытки в этом направлении будут сделаны, кажется тому, кто знает Россию, не невероятным. Поэтому, — пояснял Гакстгаузен. — мне казалось прежде всего необходимым, чтобы образованным государственным и практическим людям предложен и сообщен был правильный и ясный взгляд на существо и начало конституционной системы"... Книга эта, вышедшая в 1864 г., была конфискована. Таким образом, Б.И.Утин и на кафедре, и в литературе был проповедником конституционных начал. Не менее интересна была его деятельность в университете, где он прямо и откровенно выражал сочувствие новому порядку вещей, который устанавливался там в эпоху 1855- 1861 гг. В марте 1861 г., когда признано было необходимым выработать правила для устройства общеуниверситетского студенческого представительства, он был членом комиссии, под председательством Кавелина, в которой участвовали и представители от студенчества. Осенью 1861 г., он, рискуя своей популярностью, удерживал молодежь от резких выступлений, но когда над студенчеством учинена была расправа, он вместе с проф. Кавелиным, Пыпиным, Стаеюлевичем и Спасовичем покинул университет, который так любил. В 1862 г. он был профессором Вольного Университета и пытался спасти его от закрытия. Он показал себя искренним другом науки, свободы и русской молодежи. Последние годы его жизни были посвящены службе в магистратуре; он умер всего 40 лег от роду, членом судебной палаты.
