Мотивация палачей

Недавно Ватикан издал 800-страничный сборник эссе «Инквизиция», основанный на материалах международного симпозиума, который состоялся в 1998 году по инициативе Иоанна Павла II в рамках самокритического анализа прошлых грехов католической церкви. Этому симпозиуму предшествовал другой — «Корни антииудаизма и в христианской среде», прошедший в 1997 году. Разработки обоих симпозиумов легли в основу двух из семи молитв о прощении, предложенных папой 12 марта 2000 года: одна за инквизицию, вторая — за века страданий, причиненных еврейскому народу церковью.

Сборник «Инквизиция» собрал под своей обложкой мнения 32-х ученых на французском, английском, испанском и итальянском языках. В начале июня книга была представлена в Ватикане кардиналами Коттье (Cottier), Этчегараем (Etchegaray) и Таураном (Tauran) со специальным обращением от папы. Не отрицая необходимости просить о прощении, священнослужители все же акцентировали внимание на том, что миф о зле, окружающем инквизицию, преувеличен, поскольку факты ее деятельности искажались. Так, ссылаясь на статистику, представители церкви утверждали, что по инициативе святейшей инквизиции был сожжен лишь один процент так называемых ведьм — остальные шли на костер согласно постановлениям светских властей христианской Европы. В ходе презентации только один из кардиналов вскользь упомянул о преследованиях инквизицией крещеных евреев, никто другой эту тему не затрагивал вообще. Однако почти в каждом эссе среди причин решения учредить инквизицию фигурирует «юдофобия».

Даже бегло просматривая представленные в книге материалы, нетрудно заметить, что количество судов и казней в различных странах существенно разнится. Например, в португальской колонии Гоа в Индии «новые христиане», обвиненные в «иудаизации», представляли 9 процентов от общего числа числа арестованных, однако уже среди них процент приговоренных к смерти составлял 71.

Очевидно, одним из основных мотивов для преследования обращенных евреев стала экономическая зависть, быстро трансформировавшаяся в идеологические обвинения. В своем эссе «Римская инквизиция и иудаизаторы в Италии» Пьер Чезаре Иоли Цораттини (Pier Cesare Ioly Zorattini) прослеживает эволюцию этого мотива, сравнивая два Венецианских указа о высылке обращенных евреев — от 1497 года и от 1550-го (после тридцатилетнего существования венецианского гетто). И хотя, как пишет Цораттини, ни один их этих указов не был исполнен до конца, семантика их весьма примечательна: «Анализ текста этих двух указов предлагает интересное наблюдение: от одного гонения к другому формировался стереотип обращенного. С самого начала обращенный воспринимался как элемент потенциальной опасности — прежде всего, экономической: богатство давало ему свободу действий и безнаказанность, которая, очевидно, порождала страх у местных торговцев, — страх, который нашел отражение в первом указе… Очень быстро, тем не менее, эта опасность находит оправдание в причинах морального порядка. В указе от 1550 года обращенные, на самом деле, становятся “неверными людьми, у которых нет религии и которые являются врагами Господа Бога...”».

Но даже если забыть на время об этой зависти, мы неминуемо сталкиваемся с куда более основательной мотивацией — стремлением к власти. Градо Джованни Мерло (Grado Giovanni Merlo) в своем эссе «Истоки средневековой инквизиции» пишет: «Инквизиторами были представители власти, которые хотели доминировать в мире и в защите устоев находили якобы надежные элементы собственной легитимизации. Главными жертвами инвкизиции после “иудаизаторов” были другие “еретики”, “ведьмы”, свободомыслящие, обвиненные в богохульстве, “колдуны”, “двоеженцы”, те, кто придерживался идей Просвещения или читал запрещенные книги».

Как замечает Бернар Вэнсен (Bernard Vincent), автор эссе «Инквизиция и Ислам», в первые годы инквизиция сосредоточилась на обращенных, и только затем в список преследуемых были добавлены другие категории еретиков. Он пишет, что инквизиция несколько терпимее относилась к новым христианам мусульманского происхождения, потому что ислам представлял силу, еще не полностью покоренную, и «инквизиторы хорошо понимали, что однажды могут сами оказаться на месте тех, кого осуждают».