Предубеждение против евреев
врождённо каждому христианину
И.С.Аксаков
Мы уверены, что образованный человек никогда не примет за чистую монету «Протоколы сионских мудрецов». Что не мог быть антисемитом интеллигентный человек, живший во времена, когда проснулась свободная мысль, во времена «Колокола», освобождения крестьян, Чернышевского и Добролюбова. Так казалось. Так должно было быть.
И какова же была неожиданность, когда в одном из выпусков «Потаённой литературы» вслед за фамилией «Аксаков» вдруг выстроились названия статей: «Следует ли дать евреям в России законодательные и административные права?», «Отчего евреям в России иметь ту равноправность, которой не даётся нашим раскольникам?», «Что такое „еврей“ относительно христианской цивилизации?», «Не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев», «Желательно ли расселение евреев по всей России?», «Обезвредятся ли евреи, преобразовавшись в культурный слой?»...
Иван Сергеевич Аксаков (1823-1886) – сын писателя С.Т. Аксакова – автора известной сказки «Аленький цветочек», повести «Детские годы Багрова — внука» и др. И.С. Аксаков – культурный, образованный человек, известный российский публицист, один из идеологов славянофильства. Боролся за освобождение крестьян. Защищал идеи славянского братства. Активно выступал в своих политических статьях против славянофобства. В одной из статей того времени, посвящённой деятельности Аксакова, было сказано: «Он впервые высветил славянский, польский и еврейский вопросы, проясняя причину русофобии, и во многом выявил проблемы для будущих их разрешений».
Русофобия в России? Не удивительно ли это? Но когда такая крупная нация, как русская (или её достойные представители), вдруг начинает страдать от недостатка любви к себе, это говорит, скорее всего, о развивающемся комплексе неполноценности. Ведь обидеть можно только того человека, который ждёт, чтобы его обидели.
Униженный, оскорблённый и обездоленный русский народ изнывал от векового гнёта. Формула знакомая и давно набившая оскомину. Но И.С. Аксаков почти сто пятьдесят лет назад внёс в неё свежую струю: «Если кто хоть раз в жизни бывал на нашем юге и западной окраине, там, где свободно живут евреи, и видел, стало быть, собственными глазами гнёт еврейства над русским народом, тот мог только дивиться народному долготерпению. Это гнёт давний, нахальный, крупный по результатам, несносный по мелочности, ещё более оскорбительный по разноплемённости и разноверию». С праведным пылом публициста автор продолжал свои обличения: «Неправое стяжание – вот что вызывает гнев русского народа на евреев, а не племенная и религиозная вражда. Правда, предубеждение против евреев врождённо каждому христианину, и русскому тоже, но оно не настолько сильно, чтобы могло само по себе служить серьёзным препятствием к распространению и на них общих прав, присвоенных всем прочим русским подданным».
И, подавляя слабые голоса защитников национальных меньшинств, сторонников справедливости и равноправия, гремит голос защитника «сирых и убогих»: «Не об эмансипации евреев следует ставить теперь вопрос, а об эмансипации русского населения от еврейского ига, не о равноправности евреев с христианами, а о равноправности христиан с евреями, об устранении бесправности русского населения пред евреями: вот единственно правильная постановка вопроса, без которого и правильное решение невозможно».
Что же творится на бескрайних российских просторах, стонущих от непосильного гнёта? Что вызывает скупую слезу у сурового публициста? «...На нашем юге и западе учащиеся евреи до такой степени переполняют государственные средние учебные заведения, содержимые на деньги русского народа, что детям этого народа, хозяевам страны, приходится сплошь и рядом отказывать в образовании за неимением вакансий. Народ, удручаемый экономически и социально евреями, осуждается пребывать в невежестве для того, чтобы евреи же, на его счёт, могли получить образование». Мало того, «они всё более и более наполняют наши университеты... Мы не видим особенной пользы для государства плодить над русским народом чиновников и господ из иноплеменников и иноверцев вообще, а тем менее из евреев».
Особо возмущали Аксакова врачебные дипломы, выдаваемые инородцам и иноверцам: «В нынешнем году выдано Московским университетом евреям-студентам, окончившим курс по медицинскому факультету, 120 свидетельств на звание дантиста. Спрашивается: в самом ли деле необходима такая роскошь по части дантистской ввиду недостаточности сумм, необходимых для открытия элементарных школ, в которых так нуждается наш сельский люд? Не знаем, действительно ли станут дёргать зубы евреи-дантисты, но что они избегнут таким образом воинской повинности и приобретут право на повсеместное жительство в России – это верно».
И, продолжая развитие темы, представитель культурной элиты предлагал решение проблемы. «Вся сущность мудрёного и многосложного вопроса сводится к практическому вопросу: обезвредить евреев, для чего необходимо исследовать свойства, корень и причину их вредоносности. Вред ... не составляет неизбежную личную принадлежность каждого человека еврейской расы; в этом вреде еврей виноват не столько индивидуально, сколько как сын своего народа. Одним словом вредоносность еврейская – свойство не индивидуальное, свойство евреев как нации».
После того, как в начале 80-х годов в южных областях России прокатилась волна еврейских погромов, многие газеты как в России, так и за рубежом, откликнулись на происшедшее. Со всем пылом публициста отозвался и И.С. Аксаков. «Перед нами несчастное население, которое, не выдержав, ринулось на утеснителей и даже не побило их, а разломало и расшвыряло кое-какое имущество (всё, что получше и поценнее, евреи заблаговременно припрятали)». Читая эти статьи, трудно бывает понять, кто же пострадал в действительности во время погромов. «Именно избиения-то и не было. Можно даже удивляться такому самообладанию расходившейся, разнузданной народной массы. Нельзя сказать, чтоб толпы были совсем безоружны: у них не было, конечно, огнестрельных орудий, но имелись топоры и ломы; они, однако ж, употреблялись только как орудия разрушения, а не убоя. Произошедшие два-три случая были вызваны сопротивлением самих же евреев, из которых многие запаслись револьверами, стреляли из них в толпу и приводили её в раздражение. Евреев избитых, по всем данным, столько же, сколько и избитых евреями русских, если не менее». Возмущение автора можно понять – вместо того, чтобы привычно — терпеливо перенести погром и быть при том благодарными за сохранение жизни, эти евреи пытались ещё и сопротивляться и этим сопротивлением «раздражали» миролюбивую толпу.
Когда после небольшого затишья «возобновился было разгром еврейских имуществ, но тотчас же был «энергически подавлен», причём евреев не погибло ни одного, а русских погибло от русских пуль довольно, и в том числе несколько совершенно невинных». Поистине, слёзы душат и капают. Что за народ такой попался И.С. Аксакову на его историческом пути! Какое низкое коварство – бьют евреев, а гибнут русские. А эти иноверцы и в погроме найдут свою выгоду: «Несравненно большее число убитых и раненых христиан, чем поколоченных евреев, пагубное недоумение относительно образа действий правительства и ещё более пагубное торжество евреев. Да в конце концов от наших антиеврейских беспорядков в выигрыше остались пока одни евреи».
Как уверял И.С. Аксаков, народные массы, веками страдавшие от «еврейского гнёта», движимы были исключительно бескорыстным возмущением. «Другая отличительная особенность этого движения – отсутствие грабежа. Это не был грабёж, это был разгром еврейского имущества, разгром дикий, насильственный буйный, но бескорыстный. Грабили, а, скорее, присваивали себе еврейское добро, уносили его к себе та голь кабацкая, та нищая чернь, которая шла за разрушителями. Сами же виновники разгрома, как это подтверждается достоверными свидетелями, не только не наживались еврейским добром, но даже рвали в клочки попавшиеся им пачки кредитных билетов». Конечно, иначе и быть не могло, иного автор и не представляет себе погром – не нужны нам ваши прóклятые деньги!
Погромы были прекращены единственно с помощью воинской силы, но прогрессивный деятель был убеждён, что «подавление антиеврейского движения ... не способно убедить крестьян, удручённых еврейским экономическим игом, в том, что это иго – благо, что крестьяне не правы, когда хотят от него освободиться». «Народные толпы совершали разгромы еврейских жилищ и имуществ большей частью без малейших корыстных побуждений» – утверждал Аксаков, более задетый тем, что во время «жидотрёпки» (с удовольствием повторяет он выражение Костомарова) не только в России, но и по всей Европе «поднялся шум, свист и гам, такой визг и даже рёв негодования. В Киев, в Одессу помчались на крыльях благородства и любви к прогрессу, вероятно, также и на еврейский счёт, наилиберальнейшие, наипрославленнейшие, наипонажившиеся наши адвокаты ... для защиты еврейских интересов. В сущности же в качестве добровольных прокуроров: да не избегнет уголовной кары никто из русских крестьян и мещан, заподозренных в разгроме».
Исход некоторой части евреев из России после волны погромов искренне порадовал Аксакова и дал повод высказать в адрес евреев ещё пару тёплых слов. «Ушли было из четырёх миллионов до 14 тысяч; о такой великой потере для нашего государства много тосковали некоторые наши газеты... Бежавшие и переселившиеся было на благотворительный счёт в Америку и в Палестину оказались там ни к какому труду непригодными и к колонизации неспособными, а потому с радостью возвратились ... под благодетельный покров русского правительства». (Справка: Сейчас это почти забыто, но во времена Аксакова было достаточно широко известно, что при отправке эмигрантов в Палестину и в Америку они в портах отправления проходили довольно строгий отбор. Выезд осуществлялся из Антверпена и из Гамбурга. Антверпен считался городом достаточно либеральным, но в Гамбурге престарелые, больные, люди с плохим зрением практически не имели шансов на выезд. Ни Бельгии, ни Германии они были, естественно, не нужны, и им не оставалось иного выхода, кроме возвращения на свои пепелища. Очень часто – в самом буквальном смысле. Ситуация несколько улучшилась после 1905 года, когда бельгийский король Леопольд II разрешил предоставлять евреям-беженцам убежище в Бельгии).
Но погромы вопрос до конца не решили и, по утверждению Аксакова, потому новые вспышки не заставят себя ждать, ведь «во всех новейших беспорядках зачинщиками являлись сами евреи. И надобно знать, что такое еврей, торжествующий и ликующий! Ничего не может быть нахальнее и заносчивее еврея, как скоро он почувствует свою силу». А этот еврей ещё и издевается над мирным тружеником и пахарем: «Вы из нас выпустили пух, а мы из вас выпустили дух», — так дразнили евреи усмирённых в Екатеринославе крестьян и мещан, указывая им, с одной стороны, на пух, в таком обилии выпущенный виновниками беспорядков из еврейских перин, с другой – на раненых и убитых при энергическом усмирении христиан...». По-разному оценивали труды Аксакова современники, но кличка «провокатор», данная одним из его политических противников, чрезвычайно точно характеризует суть всей серии антисемитских статей.
Аксакова раздражал сам факт существования евреев в России. «Входя в общий состав русских подданных в качестве жителей городов и местечек, становясь русскими гражданами, евреи не перестанут быть подданными и гражданами того еврейского союза, который распростёрт по всей Европе, также и по другим частям света, и которого главный центр во всяком случае не в России, а вне её». Зоркое око публициста отчётливо различает щупальца «всемирного еврейского заговора», оплетающие Россию. Но он не требовал слишком радикальных мер. Достаточно чёткой черты осёдлости. И чтобы еврей знал своё место. Чтобы помнил, что и жив-то он только вследствие мягкости характера властей предержащих. «Можно допустить евреев в разные должности, но не в те должности, где власти их подчиняется быт христиан, где они могут иметь влияние на администрацию и законодательство христианской страны».
А чтобы этот тезис не выглядел слишком слабым, автор добавляет: «Допустить евреев к участию в законодательстве или народном правительстве мы считаем возможным только тогда, когда бы мы объявили, что отрекаемся от христианского путеводящего света». С особым же удовольствием Аксаков повторяет в своих статьях слова Хомякова, автора «Исторических записок»: «Иудей после Христа есть живая бессмыслица, не имеющая разумного существования и потому никакого значения в историческом мире».
Оставался последний шаг к «окончательному решению еврейского вопроса».
Его попытались сделать через шестьдесят лет.