Обитель правды, или Загадки Неве-Цедека

Выбираться из крепостных стен, из тесноты и духоты перенаселенного Иерусалима, чтобы строить новые кварталы, евреи стали еще в середине XIX столетия. А четверть века спустя товарищество «Эзрат Исраэль» выкупило на границе с Яффо 11,5 квадратных километров песчаных дюн у преуспевающего торговца и ювелира, одного из глав яффской сефардской общины Аарона Шлуша. Так за двадцать два года до создания Тель-Авива был основан первый еврейский квартал за пределами Яффо. 

Его название, Неве-Цедек («Обитель правды», или «Обитель справедливости»), было взято из книги пророка Иеремии: «Так сказал Господь Цаваот, Бог Израиля: еще скажут слово это в стране Иудейской и в городах ее, когда возвращу Я пленных их: да благословит тебя Господь, обитель правды, гора святая!» (31:22).

Как это принято в каждой уважающей себя еврейской общине, вопрос о детском образовании со временем стал для жителей Неве-Цедека одним из важнейших. Поэтому жители, а точнее, ведавшие школами организации подошли к его решению со всей серьезностью и обстоятельностью.

Еврейская французская организация «Альянс» («Коль исраэль хаверим») считала само собой разумеющимся вести преподавание на французском языке и обучать в основном мальчиков (считалось, что девочкам вполне достаточно уметь шить и быть хорошими хозяйками). Сионистская организация российских евреев «Ховевей Цион», напротив, была убеждена в необходимости преподавать на иврите и развивать девочек наравне с мальчиками.

Дабы спор между организациями не перерос в ссору и не завершился крушением всей системы школьного образования, было решено разделить полномочия. «Альянс» занялся обучением мальчиков на французском, а «Ховевей Цион» — обучением девочек на иврите.

В 1908 году, за год до основания Тель-Авива, один из филантропов «Ховевей Цион» Ицхак Файнберг, родом из Иркутска, предоставил средства на строительство здания школы для девочек. Выполнение заказа поручили уважаемому и преуспевающему строительному подрядчику, сыну Аарона Шлуша Йосефу Элиягу.

Здание построили довольно скоро, оставалось лишь положить черепичную крышу. Шлуш уже договорился с двумя яффскими евреями, известными ему мастерами своего дела. Однако в это время в Яффо из России прибыла большая группа молодых сионистов, и попечительский совет школы, состоявший из представителей «Ховевей Цион», обратился к Шлушу с просьбой доверить укладку крыши новоприбывшим.

Шлуш был не в особом восторге от перспективы трудоустройства незнакомых ему людей. С другой стороны, он понимал, как важна им работа, и искренне желал помочь. Он пригласил молодых людей на встречу и спросил, кто из них знаком со столярным делом. По лесу взметнувшихся в ответ рук стало ясно, что плотниками считают себя все без исключения.

Однако осторожный подрядчик, усомнившись в профессионализме молодых сионистов и пытаясь выбрать среди них действительно опытных мастеров, принялся подробно расспрашивать соискателей. Общение затруднялось тем, что Йосеф Элиягу Шлуш, прекрасно знавший иврит, турецкий, арабский и французский, не говорил ни по-русски, ни на идиш. Так с помощью примитивного французского, известного некоторым из кандидатов, отдельных слов на иврите и знаков он сумел отобрать наиболее подходящих, по его мнению, работников.

Продолжая общение, Шлуш все больше убеждался в верности своих опасений: энтузиазм молодых русских репатриантов не мог заменить им ни опыта, ни профессиональных навыков.

Они радостно кивали ему в ответ на просьбу составить смету в соответствии с планом, но, похоже, не имели представления о том, чего добивался от них подрядчик. В итоге Шлуш сам составил для них список необходимых строительных материалов. Работа закипела. В ужасе глядя на то, как его новые работники распиливали доски, готовя основу для крыши, подрядчик не выдержал и созвал срочное совещание с заказчиками проекта.

На новой встрече, пользуясь тем, что Шлуш ни слова не понимал по-русски, репатрианты сумели убедить глав местного отделения «Ховевей Цион» в том, что «они отлично справляются со своим делом, а подрядчик, раз он не плотник, не должен вмешиваться в их работу».

Наконец работы были завершены, крышу положили. В ту же ночь со страшным грохотом она обрушилась внутрь здания. Горе-плотники немедленно обвинили подрядчика в том, что именно его скаредность и стала причиной слабости стен, не удержавших крышу.

Впрочем, вывод экспертной комиссии, собранной из инженеров и специалистов, прибывших из Иерусалима, был единогласным: план и смета безупречны, а вся вина лежит исключительно на исполнителях работы.

Йосеф Элиягу Шлуш уже со своими мастерами восстановил крышу. Через несколько месяцев по заказу «Альянса» он построил напротив и школу для мальчиков. А несостоявшиеся плотники продолжили поиски работы, распространяя весьма своеобразно приукрашенную историю о своем сотрудничестве с подрядчиком из Неве-Цедека.

По прошествии некоторого времени хороший знакомый Шлуша, будущий мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф, задал ему странный вопрос:

— Скажи, правда ли, что ты, отбирая себе работников, предлагаешь им отгадывать разные загадки?

Шлуш был в недоумении:

— С чего ты взял такую ерунду?

— Об этом рассказывают те ребята, которые обрушили тебе крышу в школе, — ответил Дизенгоф.

Шлуш задумался, вспоминая неприятную историю.

— Теперь ясно, — наконец сказал он, — эти самозванцы настолько не понимали, о чем я их спрашивал, что приняли мои чисто профессиональные вопросы за загадки...

В начале 1930-х, незадолго до своей смерти, Йосеф Элиягу Шлуш опубликовал книгу воспоминаний, где подробно описал, как на самом деле шло строительство школы. Однако забавная легенда о его «загадках» так и осталась в памяти тельавивцев.