Кто позировал Серову

Выставка Валентина Серова в Третьяковской галерее вызвала огромный, вплоть до давки, ажиотаж и стала самым посещаемым вернисажем в истории СССР и современной России. Однако вряд ли многим известно, кто именно изображен на многочисленных полотнах художника. Тем временем там целая галерея еврейских образов. Обнаженная балерина Ида Рубинштейн, хищный фабрикант Владимир Гиршман, будущая мать нобелевского лауреата Мария Львова и десятки других – в материале Jewish.ru.

Валентин Серов имел еврейские корни по линиям обоих родителей. Его отец, популярный в свое время композитор Александр Серов, приходился внуком крещеному еврею, уроженцу Кенигсберга Карлу Габлицу. Габлиц, еще в детстве переселившийся с родителями из Восточной Пруссии в Россию, был талантливым естествоиспытателем и принимал участие в нескольких научных экспедициях – по Южной России, Персии, побережью Каспия. С 1783 года он помогал светлейшему князю Потемкину обустраивать Крым, что нашло отражение и в его научных трудах – «Физическое описание Таврической области», «Географические известия о Тавриде», – переведенных на несколько иностранных языков. Восемь лет, с 1788-го по 1796-й, Карл Габлиц служил вице-губернатором Таврического наместничества, а позднее, в начале XIX века, был назначен директором государственных лесов в лесном департаменте Министерства финансов. Заслуги его перед Россией были отмечены званием почетного члена Петербургской академии наук, чином тайного советника, должностью сенатора.

Самым выдающимся сочинением его внука, композитора Серова, критики считают оперу «Юдифь», премьера которой состоялась в 1863 году в Мариинском театре. Успех «Юдифи» вызвал у одной из юных поклонниц композитора желание познакомиться с ним. Это была Валентина Бергман, студентка Петербургской консерватории, недавно изгнанная оттуда за «свободомыслие». Происходила она из весьма скромной еврейской семьи: ее отец держал в Москве небольшой магазинчик аптекарских товаров. В консерваторию девушка, обладавшая ярко выраженными способностями, попала по стипендии недавно образованного Русского музыкального общества. Валентина начала брать у композитора частные уроки, а спустя несколько месяцев вышла за него замуж. «Серов женился на девушке-музыкантше – стипендиатке Музыкального общества, которая знает все Баховы фуги наизусть», – записал в дневнике литератор Владимир Одоевский.

Талант их сына Валентина проявился уже в детстве. Начинал он как пейзажист, но прославился как выдающийся мастер психологического портрета. Связь Серова как человека и художника с еврейским народом не была глубокой и крепкой, однако он был непримирим к проявлениям антисемитизма в художественной среде.

Серов был близок к семье своей тетки со стороны матери, Аделаиды, и создал множество портретов членов ее семьи. Аделаида вышла замуж за врача-педиатра Якова Симоновича, крещеного еврея, как и она сама. В Третьяковке хранится портрет его двоюродной сестры Марии Симонович, более известный как «Девушка, освещенная солнцем» (1888). Мария впоследствии училась скульптуре и живописи в Париже, где вышла замуж за психиатра Соломона Кеселевича Львова. Их сын – французский микробиолог, нобелевский лауреат Андре Львов.

Менее известен портрет младшей сестры Марии, Надежды Дервиз с ребенком (1889), также хранящийся в Третьяковской галерее. Надежда стала женой художника Владимира Дервиза. Их дочь, Мария, вышла замуж за известного книжного графика Владимира Фаворского.

Серов много писал портреты людей искусства, в том числе своего друга, художника Исаака Левитана, и балерины Иды Рубинштейн. В 1891 году новый генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович принялся «зачищать» из вверенного ему города еврейских купцов и ремесленников. Под горячую руку попал и Исаак Левитан. Художнику пришлось покинуть город. Лишь заступничество влиятельных друзей помогло ему вернуться. Именно в это время Серов пошел против «тренда» и написал портрет Левитана.

Самая же скандальная, по всеобщему признанию, работа Серова, своеобразный «венец» его творчества – портрет Иды Рубинштейн (1910, Русский музей). Ида Рубинштейн родилась в семье харьковского сахарозаводчика, одного из богатейших людей Южной России. В девятилетнем возрасте она осталась сиротой и унаследовала громадный капитал. Она с детства бредила сценой, но при господствовавших в то время идеалах красоты не могла и мечтать стать балериной или драматической актрисой. Ида решила эту проблему креативно, как теперь принято говорить. Она сама стала каноном. О ее красоте заговорили как о явлении. Не имея специальной хореографической подготовки, она вышла на театральную сцену рядом с прославленными Анной Павловой, Тамарой Карсавиной, Вацлавом Нижинским и – затмила их! Ида совершенно не стеснялась своего тела, именно поэтому она без раздумий согласилась позировать Серову обнаженной. Этот скандальный портрет наделал много шума: одни восхищались изяществом и худобой актрисы, другие злобно называли ее то «скелетом», то «лягушкой». Впрочем, все это играло Иде только на руку, укрепляло имидж эксцентричной дивы. После революции Рубинштейн переехала в Париж, где приобрела особняк, оформленный Львом Бакстом. Дружила с Сарой Бернар, Марком Шагалом, Жаном Кокто, Андре Жидом, Вацлавом Нижинским.

Дружеские отношения связывали Серова с супругами-меценатами Владимиром и Генриеттой Гиршман. Владимир Осипович Гиршман владел иголочной фабрикой в селе Колюбакино Рузского уезда Московской губернии и занимался коллекционированием работ русских художников. Генриетту Гиршман называли первой красавицей Москвы, ею восхищались живописцы, писатели и композиторы. Многие добивались чести иметь портрет Серова, но многие же боялись при этом его «всевидящего глаза». Генриетта не боялась: она знала, что Серов в нее влюблен. Всего она заказала ему пять портретов, но самым популярным стал «У зеркала», написанный в 1907 году. Она только что приехала или собирается уехать. Впечатление усиливается отражением художника в зеркале. «Целое событие в художественном мире – этот портрет… здесь столько свежести, столько мощи! Такие блещущие краски!» – писал о портрете критик Брешко-Брешковский.

Работая над портретом Владимира Гиршмана, художник совершенно не стремился ему польстить. Скорее, полотно решено в сатирических тонах: хищное выражение лица и привычный жест руки, вынимающей из кармана банковые билеты. Образ получился насмешливый, но убедительный. После революции Гиршманы уехали в Париж, где Владимир Осипович содержал художественный салон.

Генриетте Леопольдовне суждена была долгая жизнь, она пережила Серова на 59 лет и часто вспоминала своего незабвенного друга: «Говорят, Серов был человек угрюмый, молчаливый и нелюдимый. Это совсем неверно. Он скорее любил слушать, но угрюмым и нелюдимым его назвать нельзя. С нами он никогда не был угрюм, часто смеялся, так как был смешлив и, по сути, был человеком скорее веселым, чем мрачным. Кто-то сказал, что Серов не любил людей. Такой великий портретист не мог не любить свои модели! Шаляпина он, например, обожал».

В 1910 году, отдыхая на даче в Сестрорецке, Валентин Серов познакомился с адвокатом Оскаром Грузенбергом и его женой Розой Гавриловной. Очередной заказ у Серова энтузиазма не вызвал, модели не вдохновляли. Не помогала и безупречная правозащитная репутация Оскара Грузенберга, смело бравшегося за безнадежные политические и особенно «еврейские» дела (год спустя Грузенберг возглавит защиту на процессе Бейлиса).

В письмах к Илье Остроухову художник жаловался: «Застрял я тут в Сестрорецке с одним портретом, не выходит, проклятый». И прибавлял в шутку: «Везет мне на евреев в последнее время». Не приносившие ему творческого удовлетворения работы Серов в переписке обычно называл «портрет портретыч» или «патрет». Про портрет Грузенбергов он писал жене: «Патрет все-таки, хотя и грязен, но то, что я хотел изобразить, пожалуй, и изобразил– провинция, хутор чувствуется в ее лице и смехе». Занятно, что работа, столь низко оцененная художником при жизни, впоследствии оказалась самой дорогой его работой. Оцененный в «жалкие» 150 тыс. долларов, портрет ушел три года назад на аукционе в Майами за рекордные $4,1 млн. На многочисленных портретах Серова перед нами проходит целая эпоха: августейшие особы, князья и графы, политики, писатели, художники, артисты. «Картины Серова – это коллективный портрет России, которую мы потеряли, это та Атлантида, с которой россиянам так не хочется прощаться», – отмечает критик Антон Долин. Как мы увидели, немалое место в этой «Атлантиде» занимают и еврейские имена.