Слеза праведника

Относительно одной истории из жизни мудреца докладчик сомневался, стоит ли ее рассказывать, ибо и сам не знал ее во всех деталях. Немного поколебавшись, он все-таки решился, подумав, что даже в незаконченной истории из жизни Хафец-Хаима заключен важный урок. Он начал рассказ о том, как однажды в Шаббат — святой день — в иешиве Хафец-Хаима одного из учеников застали курящим. Руководство иешивы, как и соученики курильщика, были шокированы случившимся. Провинившийся должен был быть исключен из учебного заведения. Но когда о случившемся узнал сам Хафец-Хаим, он пригласил студента к себе домой.

Тут раввин прервал свое повествование и заметил: «Я не знаю, что сказал студенту Хафец-Хаим. Мне известно лишь, что их беседа длилась несколько минут. Я бы очень хотел узнать, что раввин сказал студенту, потому что после этого разговора тот никогда не нарушал Шаббат. Было бы прекрасно, если бы он рассказал о содержании беседы, каким бы оно ни было, остальным, для поддержания их стремления соблюдать Шаббат». После этих слов раввин продолжил лекцию.

По окончании встречи зал опустел. Остался лишь один пожилой еврей, который продолжал сидеть на месте, задумавшись. Казалось, что он дрожит — он то ли плакал, то ли его бил озноб. Раввин подошел к нему и спросил, все ли в порядке. Пожилой мужчина, не поднимая глаз, ответил вопросом:

— Откуда вам известна история про курение в Шаббат?

— Я не помню, — ответил раввин, — я слышал о ней довольно давно и уже не помню, кто мне ее рассказал.

И тут еврей взглянул на раввина и сказал:

— Этим студентом был я.

Затем он предложил раввину немного пройтись. Во время прогулки он рассказал следующее: «Это случилось в 20-х годах, когда Хафец-Хаиму было уже за 80. Помню, я очень испугался, что мне придется прийти к нему домой для личной беседы. Оказавшись в доме праведника, я был поражен бедной обстановкой. Я и представить себе не мог, что человек такого высокого положения может жить столь скромно. Тут в комнату вошел сам Хафец-Хаим. Он был очень небольшого роста. Я был тогда подростком, но он едва доставал мне до плеча. Хафец-Хаим взял меня за руку и мягко сжал ее. Он поднял руки, сжимая мою, к своему лицу, и когда я хотел посмотреть на праведника, то увидел, что глаза его закрыты.

Затем Хафец-Хаим открыл глаза. Они были полны слез. Тихим голосом, полным боли и удивления, он сказал: «Шаббат!». Затем он заплакал, по-прежнему сжимая мою руку. Время от времени Хафец-Хаим повторял: «Шаббат, святой Шаббат!».

От страха у меня чуть не выпрыгнуло сердце из груди. По лицу Хафец-Хаима струились слезы, и одна из них упала на мою руку. Казалось, что эта слеза прожжет мне кожу. И сегодня, вспоминая о ней, я чувствую, будто она все еще жжет мою руку. Не могу описать, насколько ужасно я чувствовал себя, понимая, что мой проступок довел до слез такого великого человека. Но после этой встречи, во время которой он сказал мне лишь несколько слов, я почувствовал, что он не сердится на меня, но мой поступок его расстроил и очень опечалил. Казалось, что он испугался того, что может случиться вследствие моего поступка».

После этих слов собеседник раввина погладил свою руку, которая все еще хранила незримый след слезы великого праведника. Эта слеза всю его жизнь напоминала ему о важности соблюдения Шаббата.