Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
21.02.2012
Мойше-Шломо, деревенский торговец, был простым, добрым человеком — так же, как и его жена Ривка. Они всегда давали щедрые пожертвования в помощь неимущим и совершали другие добрые дела. Не хватало им только одного: хотя они были женаты уже 15 лет, у них не было детей.
Много раз Мойше-Шломо приходил к рабби Исраэлю Баал Шем Тову (Бешту) с просьбой помолиться, чтобы у них с женой появились дети. Бешт каждый раз давал Мойше-Шломо множество благословений — на достаток, на долгую жизнь, на здоровье и счастье, но никогда не благословлял на то, чего так желал Мойше-Шломо.
Ученики и приближенные Бешта тоже не раз просили учителя дать Мойше-Шломо благословение на детей, но он никогда не слушал их просьб. Так прошло десять лет. Все благословения Бешта исполнились — Мойше-Шломо преуспевал. Но ни он, ни его жена по-прежнему не знали счастья. У них не было ни детей, ни благословения от Ребе.
Однажды они пришли к Бешту вместе.
— Почему вы так несчастны? — спросил их Ребе. — Ведь Всевышний дает вам так много: вы богаты, здоровы, все у вас хорошо. И вы достойно принимаете все благословения, исполняя заповеди и не скупясь на добрые дела.
— Все так, — ответили Мойше-Шломо и Ривка, — но у нас нет детей. Для чего нам наше богатство? — Тут оба горько заплакали. — Мы доживем до 120 лет, не имея наследников, и никто не вспомнит о нас.
Не ответив на вопрос супругов, Бешт сказал: «Завтра я вместе с несколькими учениками отправляюсь в небольшое путешествие. Хотите пойти с нами?» Мойше Шломо и Ривка удивились такому неожиданному предложению, но согласились. Наутро путешественники отправились в дорогу. Проведя два дня в пути, они прибыли в небольшой городок. Немного передохнув, Бешт предложил выйти в город. На улице путешественники увидели детей, играющих в песке. Бешт подошел к ним и спросил у одного мальчика:
— Как тебя зовут?
— Борух-Мойше, — ответил тот.
Затем Бааль Шем Тов обратился с тем же вопросом к другому мальчику. Его также звали Борух-Мойше. Имя третьего было Мойше-Авраам, четвертого — Борух-Мордехай, а пятого — опять Борух-Мойше. Тут поднялась девочка, сказавшая, что ее зовут Броха-Лея.
Путешественники пошли дальше, вскоре встретив нескольких девочек. Бешт спросил у каждой ее имя — всех звали Броха-Лея.
Затем путники пришли в местный хедер. Шестерых учеников хедера звали Борух-Мойше, остальных же — или Борух, или Мойше, или же одно из этих имен обязательно присутствовало в двойном имени. В каждой из последующих школ и иешив во всех окрестных местечках наши путешественники встречали все те же имена — как у мальчиков, так и у девочек.
Настало время молитвы «Минха». Мужчины отправились в местную синагогу. По окончании молитвы Бешт поинтересовался у одного из прихожан, почему всем детям в городе дают похожие имена. Еврей сообщил, что готов рассказать историю, после которой в их городе был принят такой обычай. Путники с радостью согласились, приготовившись услышать рассказ о великом праведнике или именитом знатоке Торы, который когда-то жил в этом городе.
— Борух-Мойше родился в нашем городе около ста лет назад, — начал свой рассказ горожанин. — Его отец был почитаемым знатоком Торы и к тому же мясником, поэтому был довольно богатым и очень щедрым человеком. Как бы то ни было, его очень печалило, что Борух-Мойше не проявлял рвения в изучении Торы. В конце концов Борух-Мойше ушел из иешивы и начал помогать отцу в мясной лавке, и в этой работе он весьма преуспел. С годами отец все больше полагался на сына в этом деле, а затем и вовсе оставил лавку, посвятив все свое время изучению Торы.
Пришло время Боруху-Мойше жениться. В жены он выбрал добрую и праведную девушку по имени Броха-Лея. Шли годы, а в молодой семье все не было детей. Когда родители Боруха-Мойше покинули этот мир, он хотел отдать дань традиции, начав изучение Торы, но не знал, как это сделать. Он нанял учителя, но и это не помогло. Казалось, будто Борух-Мойше не способен запомнить и строчки из святых текстов.
Борух-Мойше очень горевал: ведь он не мог учить Тору даже в память о своих родителях, а детей у него не было. А это означало, что никто не сможет сделать то же самое в память о нем самом и о его жене, когда наступит и их час. Однажды в синагоге он услышал несколько слов из ежедневного урока Талмуда. Раввин говорил о том, что «если человек учит Торе сына своего друга, то мальчик считается его сыном». Боруху-Мойше стало еще хуже. Он подумал, что у него нет своих детей, и он не сможет стать «отцом» другим детям, научив их Торе. По окончании урока Борух-Мойше подошел к раввину и рассказал о своих тяжелых мыслях.
— Нет, друг мой, — мягко сказал раввин, — ты неверно понял слова Талмуда. Человеку не обязательно учить детей Торе, сидя рядом с ними, чтобы заслужить права называться их «отцом»; для этого достаточно организовать для них школу.
Обдумав слова раввина, Борух-Мойше несказанно обрадовался: тьма, царившая в его сердце, сменилась ярким светом. Когда он поделился своими мыслями с Брохой-Леей, та тоже обрадовалась. Они наняли тридцать учителей, которые по всему городу и в окрестных деревнях учили Торе детей, в семьях которых не хватало денег на хедер. Мясная лавка Боруха-Мойше процветала, он стал очень богатым человеком. Но и он, и его жена вели очень скромную жизнь, отдавая большую часть своего дохода на то, чтобы дети могли учить Тору.
И я, и мои братья, и все наши друзья учились в хедере Боруха-Мойше, — улыбаясь сказал еврей, закончив свой рассказ, — как и раввин нашего города. Из чувства глубокой благодарности и желая сохранить память о Борухе-Мойше и его жене Брохе-Лее, все мы назвали наших сыновей и дочерей именами этих прекрасных людей.
Бешт, его ученики, Мойше-Шломо и Ривка поблагодарили горожанина и отправились домой. Каждый из них понял глубокий смысл услышанного, особенно Мойше-Шломо и Ривка.
Вернувшись домой, Мойше-Шломо и Ривка наняли несколько учителей для детей из бедных семей их города. Благодаря щедрости и самоотверженности этой семейной пары десятки детей получили возможность изучать Тору.
Неудивительно, что в следующем поколении многих евреев этого города звали Мойше-Шломо и Ривка.
Из записей и бесед Любавичского Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона