Кадиш перед Кол Нидрей

До последних лет, пока евреи Праги молились в Староновой синагоге, перед началом молитвы Кол Нидрей звучали скорбная мелодия и торжественные волнующие слова Кадиша… Событие, о котором будет рассказано, произошло в Праге в 1587 году.

За два дня до Йом Кипура, в Дни покаяния, в субботнюю ночь в еврейском квартале города было уже тихо и темно. Лишь в доме Мордехая светилось небольшое окошко. Сам хозяин одиноко сидел за столом и при свете догорающей свечи читал духовную книгу, прислушиваясь к тихим стонам своей беременной жены, лежавшей в углу комнаты за занавеской. Там же, на лавке, дремала привычная к таким сценам старая повитуха.

Громкий и неожиданный вскрик жены заставил Мордехая сорваться с места и подбежать к ней. От его резкого движения пламя свечи колыхнулось и погасло, в комнате воцарился мрак. Жена продолжала стонать от боли и страха.

— Нужно, чтобы было светло, — сказала повитуха.

— Мирьям, послушай, — обратился к жене Мордехай. — Я, конечно, зажгу свечу сам, ибо спасение души человека стоит над грехом, но я не так велик, как рабби Лив, и сначала все-таки посмотрю, может, кто с улицы зайдет и выручит нас...

Мордехай вышел из дома. На улице не было ни души. Вдруг за углом послышался топот сапог. Этот были ночные стражники. Мордехай поспешил им навстречу и обратился к шагавшему во главе отряда капралу:

— Господин, моя жена больна, в доме темно, ей страшно, а сегодня суббота, — сбивчиво и торопливо начал начал объяснять Мордехай, попросив разрешить кому-нибудь из стражников зайти в дом и зажечь свечу.

Капрал кивнул и сказал одному из них:

— Сходи-ка ты, зажги этому еврею свечу, а после субботы зайдешь еще разок, тебе заплатят за это.

Стражник последовал за Мордехаем, выполнил приказ капрала, повернулся и вышел. В доме стало светло, вскоре из-за занавески послышался крик младенца.

— Мальчик, слава Б-гу, мазлтов, — крикнула повитуха Мордехаю. — Все хорошо.

Через час повитуха отправилась к врачу за лекарством для подкрепления роженицы. Но очень скоро, бледная и дрожащая от страха, вернулась в дом, причитая:

— Горе нам, горе. Тот стражник, что зажег свечу, лежит у порога мертвый. Беда, большая беда.

Мордехай пришел в ужас. Умер человек, и теперь его, Мордехая, обвинят в убийстве. Горе ему и всем евреям города. Что будет?.. Он должен найти капрала, рассказать ему правду о случившемся и просить о помощи.

Стражников он нашел неподалеку, в том же квартале. Мордехай отозвал капрала в сторону и шепотом рассказал ему обо всем.

— Я верю тебе, еврей, и не хочу крови твоей и твоих братьев. Иди домой.

Через день, в воскресенье утром, Мордехай рассказал все старому раввину. Тот велел никому не рассказывать о случившемся. В тот же вечер, в канун Йом Кипура, пражские евреи собрались в тогда уже знаменитой Староновой синагоге на молитву Кол Нидрей. По традиции, перед Кол Нидрей старый раввин выступил с речью. В этот раз речь его была необычной. Он говорил о великом покаянии, о ниспосланных свыше испытаниях, о большой беде, грозящей евреям Праги, умолчав, конечно, о ее причинах. Раввин призвал поститься и молиться в этот день с особым чувством и просить Господа о великой милости для всего народа Израилева. Он повелел всей пастве за исключением малолетних детей впредь, до особого его указания, поститься дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. А сам он будет поститься ежедневно, с восхода до заката.

Затем, припав к открытому ковчегу со свитками Торы, раввин еще долго шепотом просил Всевышнего о милосердии. Необычность обращения раввина привела молящихся в смущение и страх. Йом Кипур прошел в страстных молениях и плаче. В последующие понедельники и четверги евреи соблюдали пост.

Через месяц после Йом Кипура раввину доложили, что его просит принять какой-то стражник.

— Пусть войдет, — сказал раввин.

— Рабби, — сказал вошедший стражник, — я тот самый капрал, который помог еврею Мордехаю. Опасность для евреев миновала.

Раввин поблагодарил его, благословил и хотел подарить ему перстень. Капрал отказался от подарка, но попросил, как он выразился, о великой милости. Но, прежде чем высказать свое желание, капрал просил выслушать рассказ о его жизни.

Печальным было это повествование. Капрал оказался евреем из Польши, Ицхаком Солоном, сыном мелкого торговца. Были у него красавица жена и чудесный сынишка, которых он любил больше жизни. Однажды его отец получил письмо из Голландии, в котором сообщалось о смерти брата и большом наследстве, за которым ему следовало прибыть в Амстердам. Старик-отец был не в состоянии совершить столь длительное путешествие, поэтому в дорогу отправился он, Ицхак.

На неблизком пути в Амстердам Ицхака преследовали неприятности, самой большой из которых был пожар в доме, где он остановился на ночлег. Из-за опасности заживо сгореть он был вынужден выпрыгнуть из окна, потерял при этом сознание, но был спасен одним злодеем, замыслившим отобрать у него наследство. Коварный замысел его в конце концов удался.

Нищий и оборванный Ицхак лишь полтора года спустя возвратился в родное местечко. Дверь его дома была открыта. Он вошел. Казалось, еще мгновение, и он увидит отца, жену, сына. Но не успел он сделать и шага, как в дом ворвались какие-то люди и схватили его. Так он попал под арест и очутился за решеткой.

Оказалось, что за время его отсутствия в результате междоусобной борьбы польских магнатов евреев изгнали из местечка, в его доме уже жила польская семья. Бедного Ицхака обвинили в покушении на честь жены нового хозяина дома.

Долгое время Ицхак пробыл в заключении и был приговорен к смертной казни. Жизнь его могла быть сохранена лишь при условии крещения в католическую веру. После долгих и мучительных раздумий Ицхак согласился, видя в этом единственную возможность хоть когда-нибудь встретиться со своими близкими. Так он стал воином.

Рассказ капрала прерывали паузы: он не мог говорить без слез. И закончил он большой просьбой: чтобы евреи в помин его души в Йом Кипур перед Кол Нидрей произносили поминальную молитву — Кадиш. Раввин пообещал выполнить эту просьбу и благословил Ицхака, говоря при этом о провидении и о предназначении человека.

— Помни только о вере наших отцов, — сказал раввин, — и всегда поступай с людьми по справедливости. Таков мой наказ тебе, Господь тебя не оставит.

***

С того времени прошло почти полвека. Мордехая и его жены уже не было в живых. Почтенного раввина тоже. Этот пост занял его сын, тоже уже совсем не молодой к тому времени человек.

После молитв Йом Кипура, когда евреи, по традиции, проводили раввина до дома и попрощались с ним, к раввину подошел какой-то человек, облаченный в черный плащ, и попросил разрешения войти с ним в дом, желая переговорить по секретному делу.

Войдя в дом, незнакомец распрямил плечи и скинул плащ. Перед раввином предстал генерал — один из известных в то время военачальников. Раввин испугался, хотел низко поклониться ему.

— Не бойтесь меня, — сказал посетитель. — Почти полвека назад я был в этом доме и стоял перед вашим отцом. Я тот самый капрал, которому в 1587 году удалось спасти пражских евреев от погрома.

— Я знаю эту историю. Мой отец завещал мне, чтобы все евреи Праги в ночь перед Йом Кипуром произносили Кадиш в помин вашей души. Я знаю и о вашей жизни, о ней вы рассказывали отцу.

— А теперь, — сказал военачальник, — я хочу продолжить тот рассказ. Ваш отец благословил меня, сказав, что в случившемся со мной он видит волю провидения, направленную во спасение народа. Кто знает, может, в этом действительно и состояло мое предназначение?.. Долгие годы я рос по службе, стал офицером. Через 20 лет я узнал, что моя семья погибла мученической смертью. Эта рана не заживает до сих пор.

По щекам старого генерала потекли слезы, он продолжил:

— И жизнь моя лишилась смысла, я ее возненавидел. Я рвался в бой, не думая о том, чтобы сохранить жизнь, проявлял отвагу. Но Б-г миловал меня, и все войны я прошел без единой царапины. Я воевал в Богемии, Венгрии, Германии, император возвысил меня до положения генерал-лейтенанта. Мое имя известно всей Европе. И всю жизнь я помнил слова вашего отца. Для меня не было католиков, протестантов, иудеев — все были людьми и созданиями Всевышнего.

Я давно уже решил положить шпагу к ногам моего повелителя — императора Фердинанда и просить его об отставке. Но лишь чувство величайшей преданности и нежелание покидать его в трудное время сдерживало меня.

И лишь сейчас, когда закатилась звезда фельдмаршала Тилли, когда Валленштейн, наконец, в отставке после Регенсбургского сейма, я почувствовал, что могу это сделать со спокойной совестью, зная, что рядом с императором уже нет врагов.

Только что я вернулся из Вены, где просил императора об отставке. Он милостиво отпустил меня.

Сейчас я направляюсь в Польшу, на родину, чтобы остаток дней своих провести у могил предков, в единении с ними, с моим народом, в моей вере, с которыми я был в разлуке почти всю жизнь.

Вчера в Йом Кипур я был в Староновой синагоге и видел, как выполняется обещание вашего отца, как прихожане произносят Кадиш перед Кол Нидрей...

Я передаю вам все свои драгоценности и награды — жертвую их в пользу общины. Прошу вас только, чтобы этот разговор остался между нами. Я направляюсь в Польшу без званий и чинов, возвращаюсь туда простым бедным евреем. И еще прошу, чтобы свято соблюдалось обещание вашего отца, чтобы евреи Праги не забывали о Кадише. Это единственное утешение моей души.

— Будьте спокойны, — ответил раввин, — пока в Праге будет еврейская община, и будет стоять Староновая синагога, Кадиш будет произноситься.

— Я ухожу счастливым и успокоенным, — сказал генерал.

Два почтенных старца обнялись, поцеловались. Глаза обоих были полны слез. Генерал повернулся и покинул дом. И с тех пор никто о нем не слышал. Только среди военных, знати да и черного люда долго еще ходили всякие слухи о внезапном его исчезновении. Говорили разное...

Обещание старого раввина выполняется. Каждый год перед Йом Кипуром все евреи Праги начинают круг молитв словами Кадиша. Только мало кто знает, откуда пошел этот обычай.

Постскриптум

Сюжет этого рассказа навеян воспоминаниями неизвестного автора, переведенными на иврит Шмуэлем Йосефом Финном (1818-1890). Автор воспоминаний пишет, что, находясь в Праге в Йом Кипур, он зашел в Староновую синагогу и был удивленнекотороми отклонениями от канонов: до Кол Нидрей все прихожане, и стар, и млад, с чувством благоговения произносят Кадиш. Действительно, мало кто смог рассказать ему об истории этого странного обычая. Лишь после долгих расспросов и поисков автор получил ответ, положенный в основу нашего повествования.

Сообщение об этом материале было помещено в журнале «Гакармель» в 1895 году. Автор сообщения приводит еще один любопытный факт. Когда в Праге умирал император Фердинанд I, то перед самой кончиной он послал за представителями еврейской общины и попросил, чтобы весь год после его смерти в память о нем в синагоге читался Кадиш.

***

Говорят, до последних лет, пока евреи Праги молились в Староновой синагоге, перед началом Кол Нидрей звучали скорбная мелодия и торжественные волнующие слова Кадиша: «Да возвеличится и святится великое имя Его...»