Дома — совсем другое дело

Вы живете в своей собственной квартире, но мечтаете о странствиях по миру? Только представьте себе жизнь без ипотеки, без постоянно выходящей из строя сантехники, без бесконечных ремонтов своих и соседских! Кто вообще выдумал фальшивое словечко «домовладелец»? Говоря по правде, термин «домораб» подошел бы лучше.

Однако если собственного жилья у вас нет, то вы, наверняка, мечтаете о своем доме — островке постоянства в этом безумном мире, небольшом пространстве, где вам не страшны никакие капризы судьбы. Радости странствий по миру? Вы готовы с удовольствием читать о них в приключенческом романе, сидя в кресле у камина.

Так кто же мы? Странники или домоседы? Люди, для которых в движении заключена вся жизнь, а «покой» ассоциируется с тишиной на кладбище? Или же мы — привязанные к определенному месту существа, для которых странствия могут иметь только одну цель: поиск собственного дома?

* * *

«Как [человеку следует] исполнять заповедь пребывания в сукке? Он должен есть, пить и жить в сукке и днем, и ночью, подобно жизни в своем доме во все остальные дни года: в течение семи дней человек должен сделать свой дом местом временного пребывания, а сукку — местом, где он живет постоянно» (Шулхан Арух, Орах Хаим 639:1)».

Пожалуй, самую интересную модель двойственности человека — постоянного жильца своего дома и странника, свойственную его природе, олицетворяет собой сукка — покрытая ветвями деревьев хижина, которая служит еврею домом в течение семи дней праздника Суккот.

В соответствии с Галахой, сукка — это дират-араи, «временное жилище». Если в этом сочетании слова «временное» и «жилище», как вам кажется, противоречат друг другу, вы не ошиблись; они и в самом деле являются источником противоречивых законов о построении сукки и пребывании в ней. Например, если ветви, из которых мы делаем крышу сукки, уложены друг на друга настолько плотно, что сквозь них в саму сукку не попадают капли дождя, такая сукка считается некошерной — ведь в этом случае она является полноценным домом, а не шалашом. С другой стороны, если идет такой сильный дождь, что его капли заливают сукку и попадают на еду, вы не обязаны продолжать трапезу в таком шалаше. Сукка — это ваш дом, а если дождь заливает дом, вы переходите в другую комнату. И еще: если стены шалаша выше 20 локтей (около 9 метров), то она уже не считается суккой, «временным» жилищем; но если эти стены слишком неустойчивы и могут рухнуть даже при не самом сильном ветре, сукка также считается непригодной — ее нельзя назвать «жилищем».

Иными словами, Тора призывает нас сделать своим постоянным домом некую непрочную конструкцию. В то же время нам следует рассматривать свои постоянные дома как временное по сути своей обиталища и отчетливо осознавать этот факт.

* * *

У хасидов есть интересный обычай. Когда их просят что-то пояснить, они рассказывают историю. А затем еще одну, чтобы привести абсолютно иную точку зрения.

Вот пара таких историй. Первая произошла около полувека назад. Молодой студент иешивы собирался в путешествие и написал Любавичскому Ребе, попросив благословения. В ответном письме Ребе убеждал молодого еврея использовать возможность сделать доброе дело в любом месте, где ему придется останавливаться в пути. В качестве примера Ребе привел Мишкан, переносной Храм, который евреи носили с собой во время странствий по пустыне. Во время каждой остановки евреи должны были разворачивать сложную конструкцию Мишкана, состоящую из сотен деталей. В установке Мишкана принимали участие восемь тысяч человек, которые должны были завершить начатое даже в том случае, если они разбивали лагерь только для одного ночлега. «Для еврея, — подчеркнул Ребе, — нет такого места, которое он всего лишь “минует”». Каждому мимолетному моменту нашей жизни присуще постоянство, в силу того, что Б-жественное Провидение привело нас в конкретное время и место с определенной целью.

Вторая история — о путнике, остановившемся на ночлег в доме великого хасидского мудреца рабби Дов-Бера из Межерича. Гостя потрясла царившая в этом доме нищета. В жилище рабби Дов-Бера не было мебели; в этом качестве выступали грубые доски и чурбаны, которые днем служили скамьями для учеников раввина, а ночью превращались в постель для всей семьи цадика.
— Как ты можешь жить в такой нищете? — воскликнул гость. — Я и сам человек небогатый, но в моем доме, слава Б-гу, найдется все необходимое — стулья, стол, кровати…
— Правда? — удивился рабби Дов-Бер, — но я не вижу здесь твоей мебели. Как же ты без нее обходишься?
— Что ты такое говоришь? Неужели ты решил, будто я во всех поездках буду таскать с собой свою мебель? Путешествуя, я довольствуюсь тем что есть. Но дома — совсем другое дело!
— Ну да, — согласился рабби Дов-Бер, — дома — совсем другое дело…

Янки Таубер