Без права на подозрение

Тора рассказывает, как евреи из колен Реувена и Гада увидели, что земли к востоку от реки Иордан прекрасно подходят для пастбищ. Они пришли к Моше и попросили разрешения обосноваться на восточном берегу реки. Поначалу их просьба разгневала Моше: он понимал, что такое поведение представителей двух колен может возмутить всех остальных евреев, переходивших Иордан. «Ваши братья пойдут на войну, а вы останетесь здесь?» – спросил Моше.

Моше, конечно же, недоумевал: неужели евреи из этих двух колен не извлекли никакого урока из греха разведчиков, которые своим поведением посеяли смуту среди евреев и обрекли их тем самым на 40-летние странствия по пустыне? Евреи из колен Реувена и Гада пояснили в ответ, что не собираются оставлять сородичей из других колен на произвол судьбы и, в случае опасности, выступят против неприятеля вместе с ними: «Мы не вернемся в свои дома до тех пор, пока каждый из народа Израиля не получит положенного ему надела». Моше заставил их поклясться в этом перед лицом всего народа и объяснил, что удовлетворит их просьбу о землях к востоку от Иордана, только если они сдержат данное обещание. «Если эта страна будет покорена, тогда вы, вернувшись, будете чисты от любых обязательств перед Г-сподом и перед Израилем», – сказал Моше. Впоследствии выражение «будете чисты от любых обязательств перед Господом и перед Израилем» стало этической аксиомой иудаизма. Смысл ее в том, что делать угодное только в глазах Б-га – недостаточно. Человек должен поступать так, чтобы его ближние согласились признать его поведение правильным и достойным.

В Талмуде, в трактате «Шкалим», рассказывается о том, как вели себя евреи, допущенные в Храмовое хранилище, в котором собирались и распределялись пожертвования всего народа. В частности, туда не мог войти человек в длинном плаще, чтобы никто не мог его заподозрить в том, что под полами одежды он вынес общинные деньги. «Мы должны быть вне подозрений в глазах людей точно так же, как и в глазах Б-га», – говорят мудрецы Талмуда.

Чуть позже в Тосефте эта мысль не просто повторяется, но ужесточается: «Человека, направляющегося в хранилище, где он займется распределением пожертвований, нужно обыскать до того, как он туда войдет, и после того, как он оттуда выйдет». Речь идет не только о том, чтобы не допустить нечестивого поступка, а о том, что необходимо избежать любого подозрения. Любой индивид, как и жена Цезаря, должен оставаться выше подозрений.

В еврейских источниках приводятся две истории, посвященные семьям, сыгравшим заметную роль в истории Второго Храма. В них рассказывается о том, насколько скрупулезно эти семьи охраняли себя от подозрений со стороны окружающих. Семейство Гарму владело искусством выпечки хлебов, использовавшихся для храмовой службы. Выпекаемый ими хлеб никогда не находился в их домах, дабы никто не мог даже предположить, что они едят хлеб, приготовленный для службы в Храме.

Члены другого семейства, Автинас, готовили благовония, применявшиеся для воскурений в Храме. Автинасы снискали глубокое уважение тем, что женщины и девушки в этой семье никогда не пользовались никакими благовониями, чтобы никто не мог обвинить их в использовании в личных целях предназначенных для воскурения в Храме благовоний.

С этой идеей связано появление двух принципов еврейского закона. Первый из них известен как а-хашад (подозрение): определенные поступки, сами по себе не несущие никакого греха, могут быть запрещены в том случае, если совершающий их вызывает таким образом подозрение окружающих, что он делает нечто запретное. На основании этого принципа, например, введено раввинское постановление, согласно которому, если в доме есть две входные двери, ханукальный светильник следует зажигать у обоих, чтобы прохожие, смотрящие на дом только с одной его стороны, не подумали, что его хозяин не исполняет заповедей праздника Ханука.

Второй принцип известен как маръит а-аин (содержащий признаки). До появления растительных заменителей молока существовал запрет на употребление похожих с виду на молоко жидкостей, например, миндального молока вместе с мясом – из опасения, что окружающие могут решить, что с мясом смешивается настоящее молоко. Точно так же в шаббат запрещено вывешивать сушиться намокшую одежду, например, попавшую под дождь, чтобы никто не подумал, будто вы устроили стирку в субботу. В целом, запрещаются действия, которые сами по себе допустимы, но при определенных условиях могут ввести других в заблуждение.

На первый взгляд, два этих принципа очень похожи, и часть комментаторов считает, что а-хашад и маръит а-аин представляют собой одно явление с двумя разными названиями. Однако их оппоненты уверены, что эти принципы не просто различны, но даже противоположны. А-хашад подразумевает возможность, что люди могут решить, будто мы совершаем нечто запретное, и поэтому плохо о нас подумают. Маръит а-аин касается случаев, когда люди знают вас как человека законопослушного и, наблюдая за вашими действиями, приходят к ошибочному заключению о том, что запрещено, а что разрешено. Если кто-то увидит, что вы сушите одежду в шаббат, он может решить, что и стирка в этот день разрешена, а это не так.

Забота о том, как со стороны выглядят наши действия, не вполне понятна – ведь для нас, казалось бы, первостепенное значение имеет Б-г, а не мнение людей. При этом нам запрещено подозревать кого-то в совершении греха. Скорее, наоборот: еврейская традиция учит судить человека в лучшую сторону. А мудрецы говорили, что судить о человеке надо по его заслугам. В таком случае, если наблюдающий за нами не должен судить нас строго, почему мы вообще должны вести себя так, чтобы не вызывать подозрений?

Ответ прост: мы не должны полагаться на то, что другие проявят к нам снисхождение, даже если они обязаны это сделать. Вот как Раши комментирует вроде бы бытовой факт из жизни Моше: «Если он выходил из своего шатра раньше, евреи говорили, что он поссорился с женой. А если он выходил позже, они думали, что он строил козни против них». Даже Моше, посвятивший свою жизнь бескорыстной службе народу Израиля, не мог избежать подозрений.

Мы учимся правильным поступкам не только и не столько по книгам, сколько из общения с окружающими. Людям нужны живые образцы правильного поведения не меньше, чем формальные инструкции. Поэтому рабби Акива часто следовал за рабби Йегошуа, чтобы увидеть, как тот ведет себя в одиночестве. Рабби Акива говорил при этом: «Это тоже часть Торы, которую я должен изучить».

В Талмуде приводятся такие последние слова умирающего раббана Йоханана бен Закая: «Если человек хочет совершить грех, он говорит: “Надеюсь, меня никто не увидит”, и ставит, таким образом, страх перед людьми выше страха перед Б-гом всевидящим». Мы должны вести себя так, чтобы окружающие считали наше поведение образцовым. Если совершенное нами вызывает подозрения со стороны окружающих, можно, конечно, сказать: «Я не сделал ничего плохого! Не прав тот, кто сомневается в моей чистоте!» Да, сомневающийся действительно не прав. Но этот факт не освобождает нас от ответственности за то, чтобы не вызывать своим поведением подозрения. Каждый из нас должен играть свою роль в созидании общества, построенного на взаимном уважении.

В том числе и о построении гармоничного общества беспокоился Моше, когда требовал от евреев из колен Реувена и Гада участия в общем деле – отвоевании Земли Израиля. Спустя годы их призвал к себе Йегошуа бин Нун и сообщил, что они исполнили свое обещание и могут вернуться в свои земли и дома к востоку от Иордана.

Ирония истории в том, что подозрение против евреев из этих колен всё равно возникло, хоть они и выполнили свою клятву. Просто по другому поводу: когда колена Реувена и Гада построили на своих землях жертвенник, другие евреи решили, что они отказались от веры в единого Б-га и соорудили языческое капище. Подозрение было необоснованным, но народ Израиля находился на пороге братоубийственной войны. Потом уже представители колен объяснили свою мотивацию: жертвенник должен был стать знаком того, что колена Реувена и Гада, живущие за Иорданом, – тоже часть еврейского народа.

Раввин Моше Софер говорил, что всю жизнь ему не давала покоя эта заповедь: «…будете чисты от любых обязательств перед Г-сподом и народом Израиля». Причем первую часть повеления («перед Г-сподом») всегда легче исполнить, чем вторую («перед Израилем»). Более того, раввин Софер задавался вопросом: удавалось ли кому-то исполнить заповедь полностью? И предположил, что именно об этом в книге «Коэлет» написано: «Ибо человека нет праведного на земле, кто бы доброе делал и не грешил».

Быть чистым перед Б-гом – одна задача, а быть невиновным в глазах окружающих – другая, причем значительно более сложная. Дело не в том, чтобы искать у окружающих одобрения – такое поведение называется популизмом. А в том, что мы должны служить примером для подражания, живым воплощением Торы. Проявлять мягкость в суждениях о деяниях других и строгость по отношению к своим собственным поступкам. Мы не должны давать волю сомнениям и обязаны доверять людям, помня о презумпции невиновности. Наши же поступки должны быть, как полушутя говорят мудрецы, «далеки от греха, от того, что похоже на совершение греха, и от того, что может быть на него похожим».