Последняя песнь Моисея

Почему еврей только с верой может добраться до Земли Израиля, объясняет накануне Судного дня наш колумнист.

Эту похожую то ли на легенду, то ли на притчу историю я услышал много лет назад в преддверии Судного дня на уроке одного известного израильского раввина. Сам он утверждал, что история эта доподлинно произошла с выдающимся талмудистом рабби Иешаягу Бродки, когда тот после смерти жены решил вместе с двумя маленькими детьми перебраться из родного Шклова в Землю Израиля.

Поначалу всё шло замечательно, однако, когда до Святой земли оставалось вроде бы совсем немного, корабль стал тонуть, а шлюпок на тех, кто находился на самой нижней палубе, не хватило. Но до берега было уже не так далеко, и хороший пловец вполне мог бы доплыть за несколько часов. А рабби Бродки был тогда еще молод и считал себя хорошим пловцом! Он велел детям сесть ему на спину и поплыл в сторону берега.

Сколько он так плыл, неизвестно, но в какой-то момент почувствовал, что силы оставляют его, еще немного – и он пойдет ко дну. Во всяком случае, дальше с двумя детьми на спине он точно не выплывет, и надо делать страшный выбор: кого из детей оставить в море, а с кем плыть дальше.

Еще несколько минут он плыл молча, а затем признался старшей дочери:
– Я больше не могу плыть дальше и нести тебя. Тебе придется слезть с меня, доченька, или мы все утонем.
– Но, папа, я не умею плавать, я утону, – ответила дочь.
– У нас нет выхода, дочка. Мне трудно это говорить тебе, но… – с трудом произнёс рабби Бродки, чувствуя, как глаза застилают слезы, мешая плыть еще больше.
– Но, отец, как ты можешь оставить меня? Ведь ты мой папа. У меня нет другого отца! – плача произнесла дочь и сквозь рыдания повторила: – У меня нет другого отца!

И вот эти несколько раз произнесенные слова дочери «У меня нет другого отца!» словно придали молодому раввину новые силы, и он поплыл дальше и плыл, пока вместе с детьми не добрался до берега. Выйдя на берег, он упал без сил и несколько дней пролежал без сознания.

Все эти дни дети вливали ему в рот воду и ломали голову над тем, чем и как его можно накормить – помощи на пустынном берегу было ждать неоткуда. На третий день дети были уже в полном отчаянии, решив, что смерть отца неизбежна.
– Но ты не можешь вот так взять и уйти! – сквозь слезы сказала склонившаяся над ним дочь. – Ведь ты – мой папа! У меня нет другого отца!
И это были первые слова, которые рабби Иешаягу Бродки услышал, придя в себя!

История эта чрезвычайно поучительна в том смысле, что мы всегда, плывя по морю жизни, должны помнить о том, что у нас нет другого Отца. И уж тем более надо помнить об этом сегодня – в канун Судного дня.

Примечательно, что именно об этом открытым текстом говорится в библейской главе «Аазину», которую иудеи всего мира будут читать в эту субботу, предшествующую Судному дню: «Не Он ли твой Отец, назвавший тебя Своим приобретением? Не Он ли создал тебя и дал тебе назначение?»

Глава «Аазину», название которой переводится как «Внемлите!», – это, по сути, последняя песня Моисея. И даже отрешившись от её религиозного содержания, нельзя не поразиться её поэтической мощи. Это, безусловно, один из величайших поэтических шедевров за всю историю человечества: «Внемлите мне Небеса, и я буду говорить, и услышит земля речения уст моих, чтобы мое учение проникло, как дождь, пробивающий почву; чтобы наставления мои струились подобно росе, как потоки воды на траву».

Помнится, я был ещё молод, когда впервые прочитал эти строки. Но и на меня, человека тогда весьма светского и далёкого от иудаизма, они произвели неизгладимое впечатление. И вместе с ними пришло осознание – это были не просто не чужие, а родные для меня слова! Их шептал муж моей любимой бабы Беллы – дед Шломо. И я засыпал и просыпался под его молитвенное бормотание, а так как я любил деда, то мне нравилось и то, что он вот так странно бормочет, да еще по утрам напяливает на руку и голову какие-то ремешки. Уж он-то всеми силами держался за Отца! Давайте и мы о Нём не забывать. Сладкого и хорошего Нового года и доброго приговора Небес!