За гранью интеллекта

Давайте продолжим начатое нами интеллектуальное путешествие. Напоминаем, что речь идет о философских взглядах Маймонида — величайшего кодификатора еврейского закона, философа, врача и ученного. Начнем на этот раз с того, что Маймонид отказывается отступить от доктрины creatio ex nihilo (творение из ничего) и принять платоновскую идею вечной, несотворенной материи. Ведь допустить, что рядом с Б-гом и независимо от Него вечно существует нечто иное, означало бы посягнуть на идею единства Б-га. Непреклонное стремление Маймонида сохранить незыблемой доктрину абсолютного единства Б-га и побудило его посвятить большую часть первой из трех книг, составляющих "Путеводитель", систематическому и исчерпывающему обзору всех антропоморфических образов и выражений, которые встречаются в Писании, и каждому такому месту он придает определенный метафизический смысл. По той же причине он настаивает на негативной интерпретации Б-жественных атрибутов. Цель Маймонида — преподать и объяснить высшую духовную и самую абсолютную концепцию единства Б-га, всякое же отклонение от нее он считает проявлением идолопоклонства. Поэтому Маймонид не допускает, что о Б-ге возможны какие-либо позитивные утверждения. Приписывать Б-гу нечто положительное — значит прибавлять что-то к Его сути, то есть посягать на Его абсолютное единство. Таким образом, любые утверждения относительно Б-га следует понимать в негативном смысле. Например, утверждение "Б-г жив" означает только то, что Он НЕ ЕСТЬ нечто неодушевленное. Это утверждение никоим образом не несет в себе того же смысла, который в нем содержится, когда мы говорим о человеке, что он живет. Свойство "жить" в применении к человеку и в применении к Б-гу — совершенно разные вещи, не имеющие между собой ничего общего, кроме названия. То же самое относится ко всем прочим атрибутам, которые описывают сущность Б-га — мудрого, могущественного, обладающего волей. Все они должны пониматься как перевернутые отрицания, утверждающие Его единство, потому что в отрицаниях нет множественности.

Сущность Б-га независимо от приписываемых Ему атрибутов выходит за пределы человеческого понимания. Приписываемые Ему атрибуты не идентичны сущности Б-га и не определяют Его. Он шире и огромнее всего, что мы можем в принципе о Нем сказать. Все наше знание о Б-ге сводится к тому, что Он — есть, и к постижению результатов Его деятельности в мире, в творении и Проведении. Активность Б-га в мире описывается с помощью выражений, которые Маймонид называет "атрибутами действия". Сюда входят тринадцать атрибутов нравственного порядка, которые Б-г открыл Моше на горе Синай. Б-жественный Промысел охватывает все творение. Но существует еще особый вид Провидения — для тех отдельных людей, которые находятся с Б-гом в "правильных отношениях".

Ключ к правильному отношению к Б-гу — познание Б-га. Это познание в первую очередь интеллектуальное и подразумевает овладение всеми физическими и метафизическими науками: логикой, философией, медициной, математикой, астрономией, которые ведут к формированию правильных представлений о вездесущем Б-ге в той мере, в какой это доступно человеческому разуму. Такое знание служит нитью, связующей человека с Б-гом в этом мире, и подготавливает душу к миру будущему, где ее ожидает вечная жизнь с Б-гом, которая представляется Маймониду жизнью, полной блаженного знания.

Здесь мнение Маймонида совпадает с точкой зрения Аристотеля, который рассматривал интеллектуальное совершенство как высочайшую цель человеческого существования. И все же, несмотря на восхваление интеллектуального познания Б-га Маймонид подчеркивает и другой аспект ведения Вс-вышнего, которым увенчивается интеллектуальное познание. Это постижение нравственного характера и благости Б-га; оно приходит с неустанным размышлением над Б-жьим Промыслом, охватывающим все творение. Однажды приобретенное, это ведение порождает любовь к Б-гу, которая выражается в желании подражать Ему в милости и справедливости.

Связывая таким образом интеллектуальное познание с нравственным поведением, Маймонид игнорирует Аристотеля и его систему, отстаивая точку зрения классической еврейской мысли, которая видит в подражании Б-гу величайшее совершенство, возможное для человека.

В соответствии с высокой оценкой знания Маймонид разделяет воззрения Платона, как и всей греческой философии, о том, что пророческий дар — это природная способность, которую может развить всякий, кто достигнет уровня необходимого морально-интеллектуального совершенства. Это, как мы видим, резко отличается от взгляда Иеhуды ha-Леви , который рассматривал пророческую способность как особый дар, ценнейший подарок Б-га народу Израиля, зависящий от выполнения предписаний Торы и проживания на Святой Земле. Но и здесь Маймонид все же оговаривается, что люди, удовлетворяющие всем требованиям, которые предъявляются к пророку, могут все же не удостоиться пророческого дара, если не будет на то соизволения Вс-вышнего.

Маймонид останавливается и на толкованиях заповедей. По его мнению, многие из них носят не только иррациональный характер, каждая из заповедей несет в себе еще и определенный урок нравственности. Так, например, заповеди должны были оказывать противодействие языческим обрядам и обычаям, столь популярным во времена появления Б-жественных законов. Прямое отношение к этому имеет система жертвоприношений, которая кроме своей основной нагрузки — службы в храме несет в себе дополнительное предназначение — отучить людей от повсеместно принятой модели языческого богослужения.

Признание Маймонидом величия человеческого разума определяет и его отношение к чудесам. Не отрицая возможности чудес в принципе, он пытается, тем не менее, свести, насколько это возможно, элементы чудесного, которые содержит Священное Писание, к явлениям естественного порядка. Как доказательству истинности традиции чудесам он не придает особого значения. Он считает, что вера должна опираться на внутренне присущую ей истину, а не на чудеса, которые могут оказаться обманчивы.

Тот же самый пиетет, почтение перед человеческим разумом приводит Маймонида к аллегорическому истолкованию рассказа о Рае и к отождествлению упомянутых в Торе ангелов с явлениями природы и с Б-говдохновенными личностями. Соглашаясь с существованием ангелов как "самостоятельных интеллектуалов" тех сфер, которые фигурируют в греческой космологии, Маймонид отрицает, воззрение, согласно которому ангелы сходили на землю в человеческом облике. Отвергает Маймонид и существование демонов, утверждая, что все ссылки на них в Талмуде и Мидрашим следует понимать исключительно в переносном смысле как фигуральное обозначение природных бедствий. Описание райского блаженства и адских мук, которые встречаются в Мидрашим, точно так же метафоричны и представляют собой попытку выразить в популярной форме неуловимые духовные понятия. Подлинное блаженство рая — духовное единение с Б-гом; подлинные муки ада — отчуждение от Него.

По той же причине Маймонид считает метафорической — иносказательной, нуждающейся в более глубоком понимании, чем просто красивая история о будущем! — идиллическую картину Мессианской эры, нарисованную Пророками. По его мнению, в материальном отношении эра Мошиаха не будет отличаться от современной жизни, но в духовном смысле это будет общество высшего типа, основанное на знании Единства Б-га и Его Праведности (более подробно см. раздел "Тот, кого ждут") . В этом смысле Маймонид считал, что христианству и исламу — религиозным системам, вышедшим из недр иудаизма, предстоит сыграть важную роль и проложить дорогу всему человечеству (для неевреев) к осознанию всей истины знания о Б-ге, когда настанут времена Мошиаха.