Саадья Гаон

Еврейская философская школа Александрии оказалась недолговечной и со смертью Филона угасла, во всяком случае — для евреев. Только с Х века н.э., когда мусульманский мир познакомился с греческой цивилизацией, еврейская философия получила последовательное развитие и стала ведущим началом в формировании еврейской мысли. В этом движении участвовало множество философов-евреев. Мы остановимся, однако, лишь на тех, чьи концепции оказали наиболее важное влияние на развитие еврейского мировоззрения. Но и в этом случае мы представим в самом общем виде только те аспекты их философских систем, которые вошли в главное русло еврейского мышления, и опустим многочисленные доводы критического и аналитического порядка, которые были бы слишком сложны и малопонятны, чтобы занимать ими Ваше время.

Как уже указывалось, первым еврейским философом Средневековья был Саадья Гаон, которого называют "отцом еврейской философии". Саадья, как и школа "словесников", или, на международном языке того времени, "каламистов" (от арабского корня "калам" — слово), мусульманских теологов, исходил из того, что следует акцентировать внимание на роли разума в достижении правильных представлений о Б-ге. В то же время во многих философских вопросах Саадья проявил себя как самостоятельный мыслитель. В своем труде "Эмунот ве-деот" — что значит дословно "ВЕРА И ЗНАНИЯ" — Саадья стремится установить взаимосвязь между откровением (верой) и разумом (знанием). Противоречие между разумом и откровением представляется ему невозможным, т.е. оба они восходят к единому Б-жественному источнику. Единственное различие между ними Саадья видит в методе: по сравнению с разумом откровение — более быстрый и прямой способ постижения Б-жественной истины. Более того, откровение и разум взаимодополняют друг друга в познании истины: откровение спасает разум от обуревающих его сомнений и неуверенности, в то время как разум способствует пояснению и распространению идей, полученных путем Откровения. То есть между нашим умом и сознанием Вс-вышнего не ставится знак равенства, но Саадья открытым текстом говорит (первым, кстати, из философов своей эпохи) — что пропасть между ними не так уж глубока, мы для того и созданы разумными, чтобы понимать нашего Творца, а не верить в него так же слепо, как верили бы существа лишенные сознания… А тот факт, что Он нам открылся так, а не иначе, при экстремальных, неожиданных или парадоксальных обстоятельствах и в словах, которые не всем с первого раза понятны, нисколько не противоречит нашей способности это откровение вместить и понять: это и будет настоящая вера, а не слепая рабская преданность. Стал бы Вс-вышний открываться тем, на чье понимание он вообще не может рассчитывать — ведь ни коровам, ни деревьям он не ставит задач, которых их мозг не может выполнить, а людям ставит!

Установив основополагающее единство разума и откровения, Саадья рассматривает в свете разума явленные откровением истины еврейской традиции. Излагая свои собственные воззрения, он полемизирует с распространенными теориями и концепциями. Образцом может служить полемика, которую Саадья ведет с каламистами, не признающими законов природы и причинно-следственных связей. Для каламиста в мире не существует иного закона, кроме воли Б-га: он, например, утверждает, что, если земля увлажняется во время дождя, это происходит не потому, что идет дождь, а потому, что такова воля Б-га. В противоположность этим утверждениям, Саадья всячески подчеркивает действенность законов природы.

С другой стороны, Саадья видит в акте Творения самый убедительный довод в пользу существования Творца. Поэтому он начинает изложение своей философской системы с доказательства основополагающего принципа: мир был сотворен ex nihilo (из ничего) и во времени. Отсюда вытекает существование Создателя, который Вечен, Всемудр и Всемогущ. Саадья защищает единство Б-га против триединства христианства и дуализма фарси. Б-г не только Един в числовом смысле слова. Он абсолютно неразложим и чист как дух, свободный от каких-либо физических свойств и атрибутов. Многие священные писания, противоречащие этой философской концепции Б-га, следует поэтому понимать в сугубо фигуральном смысле. Человек — венец творения и, следовательно, предмет особой заботы и любви Б-га. Это значит, что Б-г стремится сделать человека счастливым. С этой целью даровал Он человеку Тору с ее заповедями, и одним фактом подчинения Торе человек может достигнуть своего наивысшего блага. Заповеди Торы распадаются на два класса: заповеди разума (этика) и заповеди откровения (обряды). Это не значит, что заповеди откровения лишены разума, это значит лишь то, что они не могут быть проверены человеческим разумом без помощи откровения. Тора вечна и неизменна благодаря своей внутренней ценности. Более того, вечность Торы связана с вечностью еврейского народа. "Израиль является народом лишь благодаря своей Торе", и так как Превечный провозгласил устами своих Пророков вечность Израиля, Тора неизбежно должна также быть вечной.

Тора не противостоит жизни. Он не согласен с теми, кто утверждает, что лучшее, что человек может сделать в мире — это посвятить всего себя служению Б-гу, проводя день в постели, а ночь в восхвалениях Превечного, и отказаться от любых мирских дел. Напротив, Учение не оторвано от человеческой и социальной деятельности. Тот, кто отворачивается от жизни ради Б-гослужения, ради служения идее Б-га, очищенной от проявлений жизни, утверждает Саадья, лишается возможности выполнять многие предписания традиции: "Как может отшельник соблюдать законы о правильных весах и мерах?.. Какой гражданский закон исполнит он в духе истины и справедливости?.. Это же относится и к законам посева, отделения десятины, благотворительности и пр."

Для того чтобы человек мог выполнять предписания Торы, Б-га наделил его душой, следовательно — свободой воли и способностью различать добро и зло, руководствуясь нормами, установленными Торой. Душа — тончайшая духовная субстанция, и потому она неразрушима и бессмертна. Однако душа явственно связана с телом и образует с ним природное единство. С элементами этого тела душа обязательно воссоединится в день воскресения мертвых. Хотя доктрину воскресения мертвых нельзя доказать философским путем, доводы философии не могут ее и опровергнуть. Собственно говоря, эта доктрина находит некоторое подтверждение в разуме и в значительной степени согласуется с законами природы. Это, однако, не относится к понятию метапсихоза, или переселения душ, так как объединение человеческой души с телом животного противоречило бы законам природы. С доктриной воскресения мертвых связана также идея о мессианском освобождении Израиля, которую также не в силах поколебать доводы разума.