Почему мы едим животных?

Вопрос: Если по законам иудаизма мы должны заботиться о животных, не следует ли нам стать вегетарианцами?

Ответ: Я с большим уважением отношусь к людям, считающим употребление мяса проявлением негуманного отношения к животным и потому отказывающимся от мясной пищи. Существует даже точка зрения, согласно которой вегетарианство полностью соответствует законам иудаизма (хотя употреблять в пищу мясо еврейский закон разрешает).

Тем не менее, употребление мяса не только удовлетворяет человеческую потребность в еде, но и служит высокодуховным целям.

В Талмуде сказано, что Всевышний создал Адама и Еву после сотворения всех животных, показывая тем самым, что человек может быть как венцом творения, так и низшей формой жизни в этом мире. Люди должны были понять, что если будут вести себя достойно, все живое будет служить им; если же они дискредитируют себя перед Творцом, то им напомнят, что «даже блоха была создана раньше, чем они сами».

Человек является единственным творением Б-га, которому дарована свобода выбора, то есть возможность выбирать между бездействием и работой по совершенствованию своих качеств. Только человек может быть щедрым, добрым, бескорыстным и самоотверженным, только ему дан шанс одолеть инстинкты. И только человек может быть жестоким, нести разрушение и убийство. Животные, конечно, иногда тоже ведут себя так, что со стороны их поступки можно оценить как проявления доброй или злой воли, но руководствуются они при этом исключительно инстинктом самосохранения, а вовсе не альтруизмом или злонамеренностью.

Оказавшись перед выбором и склоняясь к исполнению заповедей, мы тем самым являем собой высшую форму творения, и остальной мир преклоняется перед нами. Таким образом, употребляя в пищу мясо животных, мы поднимаем их на более высокий духовный уровень, которого самостоятельно достичь они не в состоянии.

Например, съев помидор и употребив данную им энергию на доброе дело, я тем самым превращаю этот помидор в «партнера», помогающего мне изменить мир к лучшему. Самому помидору такое, согласитесь, не под силу… С другой стороны, использовав эту энергию на удовлетворение каких-то эгоистических целей или во вред другим, я утрачиваю моральное праве есть этот помидор: он-то ведь ничего плохого никому не сделал, а я его съел… За что, спрашивается?

Вот потому-то еврейский закон и не запрещает употреблять в пищу мясо животных: неупотребление его в пищу рассматривается как поступок куда более жестокий, ибо в этом случае «братья наши меньшие» не получают шанса послужить высокой цели. В любом случае, если человек живет без цели и желания привнести в этот мир толику добра и утвердить на Земле присутствие Всевышнего, то он поступает одинаково жестоко и питаясь помидорами, и поедая мясо животных.

Мир животных жесток сам по себе: львы убивают и пожирают антилоп, лисы воруют кур, тигры выживают благодаря охоте. И убивают они, как правило, молодых или старых животных — наиболее слабых и беспомощных. Кто же установил такой порядок? И отчего именно человек обвиняется при этом в особой жестокости и беспощадном отношении к животным? Секрет в том, что эта жестокость является таковой только в нашем понимании — просто потому, что животные не задумываются над этим. Мидраш (глава «Шира») рассказывает о том, как одна лягушка сказала царю Давиду: «Не заносись, Давид. Я славлю моего Создателя получше тебя и служу Ему даже в последние свои мгновения: умирая, я сползаю в воду и отдаю себя на съедение обитателям морских глубин. Смерть моя — и та угодна Б-гу».

Убийство животного для употребления его мяса в пищу является для него возможностью трансформироваться в процессе бесконечной череды метаморфоз: трава переходит в корову, корова служит пищей человеку, а тот, в свою очередь, исполняя заповеди, служа Всевышнему, поднимается в высшие миры. Более того, у коровы есть шанс исполнить заповедь напрямую — став жертвой, сжигаемой на алтаре Храма. Если целью жизни является жизнь сама по себе, а не ее усовершенствование, то мы имеем все основания ощущать себя виноватыми, лишая другие формы жизни права на существование. Если же мы понимаем, что духовный мир превыше всего, то самый обычный процесс принятия пищи становится священнодействием.