Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
14.08.2007
Однажды в Нью-Йорке женщину из бруклинской общины «ХАБАД-Любавич» за небольшое нарушение дорожных правил остановил полицейский. Наблюдая за тем, как она доставала из бумажника права и документы, блюститель порядка увидел внутри фотографию Любавичского ребе Менахема-Мендла Шнеерсона.
— Простите, мэм, — сказал он, — Вы из общины этого раввина?
Женщина, протягивая ему документы, кивнула.
— Тогда, мэм, я не стану выписывать вам штраф, — улыбнулся полицейский. — И знаете почему? Потому, что Ребе, — он указал на фото, — совершил для меня великое чудо.
— Тогда, — улыбнулась в ответ женщина, — коли вы не выписываете мне штраф, у меня есть время послушать эту историю.
И блюститель порядка ирландских кровей начал свой рассказ. Мимо них проносились машины, и их шум заставлял полицейского говорить громче.
… Одно время я служил в участке, и наша группа раз в неделю сопровождала Ребе на кладбище Монтефиоре (где похоронен его предшественник и тесть, Рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон). Я познакомился с несколькими ребятами из синагоги Ребе и узнал от них много интересного — они оказались очень дружелюбными, и пока Ребе молился, мы с ними успевали о многом поболтать. Как-то раз я увидел, что эти парни что-то очень оживленно обсуждают. Мне они объяснили, что Ребе часто совершает для людей чудеса, но в тот день чудо было особенным. Я не стал интересоваться, что же сделал Ребе, а лишь спросил, помогает ли он и неевреям. Конечно, ответили мне, Ребе помогает всем, а в чем именно нужна помощь?
Пришлось мне рассказать им о том, что женат уже девять лет и у нас с женой до сих пор нет детей. Мы угробили массу времени и денег на хождения по врачам, и буквально за неделю до этого выслушали окончательный печальный вердикт. Можете представить, что творилось у нас на душе.
И эти ребята посоветовали мне следующее. В следующий раз, когда увидишь Ребе, сказали они, встань у машины и просто попроси благословения. Я так и сделал. Через неделю, когда Ребе выходил из машины, я сказал ему: «Простите, Ребе, а вы благословляете только евреев, или и неевреев тоже?» Ребе внимательно посмотрел на меня и сказал, что старается помогать всем. Я рассказал ему о своей беде, и он попросил меня написать на бумаге свое имя, имя моего отца, жены и ее отца, чтобы он за нас помолился. Помню, у меня так тряслись руки, что я едва сумел записать все имена.
И знаете, что случилось потом? Моя жена вскоре забеременела и родила сына! Даже доктора не могли в это поверить, а когда я рассказывал им о Ребе, просто пожимали плечами. Зато я чувствовал себя чемпионом мира! Угадайте, как мы назвали нашего малыша… Мендл! В честь Ребе. Жена, правда, поначалу была против — очень уж нетипичное для Америки имя, но я настоял на своем: «Мы назовем его Мендл! И каждый раз произнося это имя, будем вспоминать, что если бы не Ребе, нашего мальчика не было бы на свете!»
В штыки первоначально восприняли идею и наши родители-католики. Размахивая руками, они доказывали, что сверстники станут считать мальчика евреем, будут оскорбления и прочее, зачем обрекать на страдания? «Потому что я так хочу, — настаивал я. — И если он однажды придет домой и скажет, что его обзывают и бьют из-за того, что у него еврейское имя, я расскажу ему, что для него это пример того, как не нужно себя вести. Эти дети ненавидят евреев без причины, скажу я ему, но тебе, сынок, нужно евреев любить и помогать им. Скажи им, что если бы не еврейский Ребе по имени Мендл, ты никогда бы не родился. Глядишь, и они начнут думать по-другому».