Вадим Перельман родился в Киеве в 1963 году. В девять лет потерял отца, а в 1977 году вместе с матерью эмигрировал из СССР в Канаду. До своего дебюта в большом кинематографе успешно занимался съемкой рекламных клипов. В конце прошлого года на экраны вышел его фильм «Дом из песка и тумана». Главные роли в снятом по знаменитому бестселлеру Андре Дюбю драматическом трилллере исполняют обладатели премии «Оскар» Дженнифер Коннели и Бен Кингсли. На минувшей неделе сотоялся премьерный показ в Москве, после которого с Вадимом Перельманом встретился корреспондент Jewish.ru
— Вадим, ваша встреча с кинематографом — это стечение обстоятельств или воплощение давней мечты? — Это была мечта, но не очень давняя. Я начал мечтать о работе кинорежиссера в 24 года. Тогда я учился в университете, изучал физику и математику. И увидел документальный фильм о съемках «Скрипача на крыше» Нормана Джуисона. Я посмотрел, как он сидит где-то в Чехословакии, печатает, курит… Я увидел человека, который делает из воздуха реальность. И это меня сразу покорило.
— Порой в общем успехе фильма бывает трудно недооценить заслугу конкретного актера. Если бы в кинематографе не было Бена Кингсли, получился бы «Дом из песка и тумана» таким, каким мы увидели его на экране? — В его создании сыграли свою роль все составляющие. И музыка помогает, и операторская съемка, и Кингсли, конечно, очень помогает, и я тоже… Но, безусловно, без Кингсли такого фильма бы не получилось…
— То есть вы не представляете себе другого актера в роли полковника Берани? — Не представляю. И никогда не представлял. Когда я писал сценарий, в моем воображении был только образ Кингсли.
— Герой Кингсли — эмигрант-мусульманин, являющий нам положительный образ целеустремленного человека. Коренная американка Кэти, напротив, потеряла цель в жизни и страдает от наркотической зависимости. Ко всему прочему, помощник шерифа, отражающий образ среднего американца, оказывается шовинистом… Существует ли такое понятие, как американский шовинизм? — Об американском шовинизме я говорить не стану, поскольку об этом ничего не знаю, и меня это не волнует. Я занимаюсь творчеством, а не политикой.
— Но, будучи эмигрантом, вы лично не сталкивались с подобными проявлениями? — Нет. Я быстро «переделался» в американца.
— То есть звучащая в вашем фильме угроза депортации, которая кажется катастрофой для иранских эмигрантов, лично вас поеживаться не заставляет? — Не без этого, конечно. Но я с этим не сталкивался. Все это было от меня очень далеко. Через шесть месяцев после нашего приезда в Канаду я стал канадцем. Я говорил на английском без акцента. И никто даже не подозревал, что я не местный. Выдавало разве что имя…
— Так как все же вопринял «Дом из песка и тумана» американский зритель? — В американской прессе фильму давались исключительно положительные оценки и отзывы. И в прокат он тоже пошел хорошо. А реакция зрителей оказалась даже лучше, чем оценки критиков.
— Не секрет, что, помимо аспекта творческого, фильм как явление имеет и коммерческую сторону. Рассчитываете ли вы на прокат ленты в странах арабского мира? И не помешает ли этому ваше происхождение? — Мое?.. Думаю, нет. Кстати, фильм-то ведь про мусульман… Или вы полагаете, что здесь могут быть какие-то проблемы из-за антисемитизма?
— Именно. — Не знаю… Смотрят же они фильмы Спилберга.
— А как отреагировали на фильм в Иране? — Там приняли его с огромным интересом, там уже готовятся копии для широкого показу. Этот интерес объясняется, в первую очередь, участием иранской актрисы Шорех Агдашлу, сбежавшей в США в 1979 году. Ну, и самой темой, разумеется.
— Не вступает ли содержание фильма в конфликт с нынешней иранской политической идеологией? — Агдашлу говорит, что отчасти есть… Когда недавно в иранской газете напечатали ее фотографию без чадры, был большой скандал. Тем не менее, я надеюсь, что фильм будет показан в Иране.
— Проявил ли интерес к «Дому из песка и тумана» Израиль? — Да, недавно состоялась всеизраильская премьера, на которую я, к сожалению, приехать не смог и потому о реакции на фильм в Израиле ничего сказать не могу.
— Часто ли вы бываете в России? — Нет, после 1977 года я здесь впервые. В январе побывал в Киеве… На американском телеканале CBS есть такое шоу — «48 часов». Они-то и повезли меня в Киев. Я показал им коммуналку, в которой мы когда-то жили, поводил их по городу, показал еврейское кладбище, где похоронен мой отец… Много, очень много эмоций, конечно… Хотя это походило на что-то вроде стриптиза — они же с видеокамерами, с фотоаппаратами… Немного неприятно было. Но все же, считаю, хорошо, что люди это посмотрели. Я сделал это не столько для себя и для фильма, сколько для таких же, как я, эмигрантов, чтобы они поверили в себя, чтобы могли спросить себя: если он так сделал, то почему этого не могу сделать я?
— Многие светские люди еврейского происхождения на вопрос о своем национальном самосознании или о соблюдении каких-либо еврейских религиозных обычаев, отвечают: «Я — плохой еврей». Вадим, а вы — «плохой» или «хороший» еврей? — Я — «плохой» еврей. Вот жена моя — та «хорошая». Отмечает все праздники. Мы устраиваем Шаббат… Она и меня заставляет это делать, потому что у меня это не получается. Просто нет времени на это.
— Стивен Спилберг снял «Список Шиндлера». А в ваши планы не входит создать фильм, связанный с еврейской тематикой? — Я бы тоже хотел сделать фильм о Холокосте. Есть такая потрясающая книга польского еврея Джерзи Козински — «Раскрашенная птица». Это очень тяжелая тема.
— Как известно, сейчас вы работаете над фильмом «Талисман» по роману Стивена Кинга. Что это за проект? — На самом деле, это проект не мой. Когда Спилберг посмотрел мой фильм, он позвонил мне и сказал, что ему понравился «Дом из песка и тумана», и предложил сделать фильм по Кингу. Я прочел сценарий, а сейчас мы его переписываем.
— После выхода на экраны вашего фильма на вас обрушилась популярность. Не тяготит ли слава? — Тяготит. Но я хочу вернуться к фильмам. Мне надоели все эти интервью. Это не я. И ездить на могилу своего отца в сопровождении телеоператоров — далеко не самое лучшее…
— Но возможно ли избежать этого в Голливуде? — Если делать такие фильмы, какой я сделал и какие хочу делать, то возможно.
— А как же коммерческий успех? — Думаю, если сделать тяжелый фильм, то коммерческий успех будет ограниченным в любом случае.