На днях вышла в свет новая книга из проекта «Намедни. Наша эра». В эксклюзивном интервью Jewish.ru Леонид Парфенов объяснил, почему социализм был только сталинским и чем путинский застой отличается от брежневского, а также рассказал, что евреи дали России, а Россия – евреям.

Ваша новая книга из проекта «Намедни. Наша эра» о периоде с 1931 по 1940 годы. Каким вы увидели этот отрезок истории и вынесла ли страна уроки из этого периода?
– Этот том «Намедни 1931-1940» – восьмой по счету. Когда во второй половине 1990-х затевался телепроект, он был как бы прощальным. Мол, все здравствующие поколения сформированы поздним социализмом, его эпоха ушла, но его опыт поневоле остается с нами. Потом выросло новое поколение, не знавшее социализма, при этом в стране ощутимо больше стало «неосоциализма». И для книжного проекта я уже придумал девиз: «Мы живем в эпоху ренессанса советской античности». Так вот, 1930-е для очень многих, даже для большинства, наверное, такая «наша древность». И представления власти о державности, о роли и месте государства, о гослидере – они корнями оттуда. И даже признавая репрессии, все равно оттуда ведут отсчет «нашего славного прошлого».
Мне хотелось по возможности наглядно показать через очень разномастные феномены эпохи ее сущностные черты. Ведь социализм, я убежден, был только сталинским – при Хрущёве и Брежневе он по сути не поменявшись, жил по инерции. Из системы уходил страх, и она переставала работать, но правители этого не понимали. А уроки – ну, может, кто-то лично и извлек. Но национального консенсуса по поводу советского периода и краха СССР в сегодняшней России нет.

Происходящее вокруг Кирилла Серебренникова почти не оставляет сомнений: нас ждет еще большее закручивание гаек. Надолго ли?
– Конечно, дело Серебренникова – сигнал власти. Сигнал деятелям культуры этого круга и их аудитории: уже и такая мера лояльности, которая была у Кирилла, власть не устраивает.

Что делать в этой ситуации творческому человеку, писать в стол? И что делать обычному, «простому» маленькому человеку?
– Разные есть варианты. Мы ведь все-таки в авторитарном режиме живем, а не в тоталитарном. И хотя условия ужесточаются, власть не контролирует абсолютно все сферы. Миллионы успешных людей живут как бы и вовсе вне общественной ситуации. На взгляд людей граждански озабоченных, это иллюзия, но ведь и правда, кроме напрямую зависимых от власти бюджетников, есть много других соотечественников, не чувствительных к проблемам госустройства. И мудрость – «Что вы делали во время Великой французской революции? – Я жил» – XXI век не отменил. А по сравнению с предыдущим застоем, советским, существует частная собственность – не всегда, правда, уважаемая, религия, открыты границы. А «писать в стол» – ну, это архаика. Вон сколько знаменитых рэперов пишут граду и миру открыто и свободно, в том числе и политически остро.

Какие из недавних работ и расследований ваших коллег, будь они в традиционных или современных СМИ, вы в последнее время отметили для себя?
– Принято считать, что журналистика переживает не лучшие времена, однако все время в ней что-то происходит. В «большой документалке», конечно, стал событием фильм Виталия Манского про Северную Корею. В «малой» – кажется, не осталось ни одного заинтересованного зрителя-читателя, который бы не знал про «Он вам не Димон», про сагу Навального о Медведеве. Интервью Юрия Дудя вроде совсем просто сделаны, но, значит, ведущий поймал интонацию времени – раз его разговоры собирают миллионы просмотров. При растерянности общества и власти по поводу 100-летия Октябрьской революции – ну, справлять-не справлять и как? – у Михаила Зыгаря аж целых два проекта с сегодняшним взглядом на 2017-й. Я вот как раз начал читать его том «Империя должна умереть».

Почему вы уделяете такое внимание «еврейской теме» и к какому резюме после стольких лет исследования вы пришли?
– Ну, я не так уж много «еврейской темой» занимался – только кинопроект «Русские евреи». Правда, большой – из трёх фильмов. И взгляд мой – русский, взгляд русского журналиста. И, скажем так, «открытие» – оно мною сделано давно, ему проект и посвящён: русские евреи в элите страны на определенном этапе стали второй «титульной нацией», почти до полного смешения с первой. Таких наций в разное время всего было три – ещё русские немцы и русские грузины. Показать это богатство цивилизации, в которую можно приходить откуда угодно и быть в ней своим – вот чего хотелось. И если про самый общий вывод этого проекта говорить, то вот – поразительный опыт миллионов ассимилированных евреев ХХ века показывает: есть такой тип русскости – русский еврей.

В своих работах вы говорите о том, что Россия способствовала созданию и развитию совершенно уникальной еврейской общины. И что Россия очень много дала евреям. Но разве в США, например, не сложилась также совершенно уникальная еврейская община, которой точно также много дала Америка?
– А что за задор такой в вопросе? Откуда «разве не»? Будто одно противоречит другому. Да, конечно, есть целый мир – «американские евреи», и в прошлом, и в настоящем. Как есть мир «русские евреи» – больше, правда, в прошлом. В чем-то они похожие – например, в том, какое место евреи занимают в национальном кинематографе двух стран. А в чем-то непохожие – у нас в стране еврейская ассимиляция обычно предполагала уход от веры предков, а американские евреи чаще остаются религиозными. Но существовал и мир ассимилированных евреев, чьим родным языком был немецкий: Маркс, Эйнштейн, Фрейд. А ещё английский еврей Чарли Чаплин и французский еврей Ив Монтан – почти во всех крупных странах есть своя традиция ассимилированного еврейства.

Из ваших работ понятно, что Россия дала евреям. А что евреи дали России?
– Я не очень-то занимался тем, что Россия дала евреям. Ну, понятно – возможность самореализации, если говорить о тех, чьи имена нам известны благодаря успешности их карьер. Но, кстати, со второй половины 1940-х в СССР свобода карьеры у евреев часто отнималась. И меня больше интересовало – что русские евреи дали России? И если в целом говорить про все эти феноменальные судьбы физиков и лириков, революционеров и предпринимателей, художников, композиторов, шахматистов, медиков, певцов и просто массовой городской интеллигенции – то это расширение русской цивилизации.

В издательстве Corpus вышел восьмой том из цикла «Намедни» Леонида Парфёнова, посвященный 1930-м годам – времени образцовому в советском смысле, но в то же время – страшному и трагичному. Глобальное строительство настоящего коммунистического рая на крови.

Стахановцы, Герои Советского Союза, появление музыкального кино, «Детгиз», народные артисты СССР, ударные стройки, всесоюзная здравница Сочи, прекрасный ЦПКиО и возвращение новогодней елки соседствуют с запрещением абортов, голодомором, кровавым раскулачиванием, жуткими кампаниями-травлями талантливых музыкантов, литераторов и художников, лживыми обличениями, доносами, показательными отречениями детей от родителей, расстрелами, черными «воронками», страхом перед ночными звонками в дверь. Всем тем ужасом, имя которому Большой террор. Новый том книги «Намедни. Наша эра. 1931-1940» – летопись этого периода истории.