Из Петербурга в Ленинград

Елена Чижова известна как автор семейных саг времен СССР. Действие ее книг обычно происходит в Ленинграде, а среди персонажей, главных и второстепенных, часто встречаются евреи-интеллигенты – автора волнует их выживание в условиях негласного, но вполне явного советского антисемитизма.

Все это применимо и к ее новому роману «Китаист», вот только перед нами не задокументированная реальность, как это было в предыдущих книгах, а сочетание антиутопии с альтернативной историей. Альтернативно-историческое допущение, которое делает Елена Чижова, не ново, скорее оно уже стало для фантастов классическим: Германия Вторую мировую войну не проиграла. Об этом писали и Филип Дик, с которым, кстати, у «Китаиста» множество пересечений именно в китайской тематике, и Дин Кунц, и Андрей Лазарчук. Но в мире Елены Чижовой войну не проиграл и Советский Союз. Проиграла только Россия. Сражения между Германией и СССР при крайне вялом вмешательстве союзников шли до 1956 года, пока наконец обессиленные противники не заключили перемирие. Согласно нему территория Центральной России отходила новому, Четвёртому рейху, а СССР достались территории за Уралом.

Впоследствии историческая Германия, как это и произошло на самом деле, со стыдом отворачивается от нацистского прошлого. Россия в «Китаисте» в итоге оказывается самостоятельным государством с довольно «вегетарианским», но всё-таки нацистским режимом. Жертвами сегрегации оказываются «жёлтые» – люди с жёлтыми паспортами, представители монголоидной расы. Им не разрешено получать высшее образование, ходить в библиотеки, а работают они в основном дворниками и водителями. Антисемитская риторика действует с накалом прежнего рейха, но жертв для неё почти не осталось. Ну, а поздний, увядающий СССР – а дело происходит в символическом 1984-м – остаётся собой и в новых границах. На новых местах появились новые две столицы – Москва и Ленинград, с теми же метро, проспектами и даже некоторыми «старыми» квартирами, которые вернули части эвакуированных. В СССР мира «Китаиста» также полетели в космос, народ и партия также едины – а кто не един, того пасёт госбезопасность.

Елена Чижова в очередной раз обращается к двум устоявшимся культурно-историческим уподоблениям. Первое – сталинский СССР зеркально подобен нацистской Германии, тоталитаризм равен фашизму. Второе – современная Россия, а именно она прообраз России «Китаиста», во многом напоминает СССР периода застоя из-за социальной стагнации, пропаганды в СМИ и общества потребления. Однако зеркальность эта не полная, точнее – зеркало кривовато. Полем различий оказывается язык, и в этом – оригинальность художественного решения Елены Чижовой. Сконструированный ею новояз – нем-русский язык, противопоставленный сов-русскому – не подобен оруэлловскому, он не врёт, не искажает, напротив, предельно честен в своём неприкрытом убожестве. Это сегодняшний язык городских окраин, «чокающий», грубый, с вовсе не пикантным матерком, которым не ругаются, а разговаривают. Разве что вместо англицизмов – германизмы. И это не только разговорная речь, но вполне литературный язык России «Китаиста»: он звучит в новостях и ток-шоу, на нём пишут книги.

«В конце новембера, хотя снега ваще-то не было, по утрянке, часов эдак в девять, цуг Питерско-Варшавской железки на быстрой скорости гнал к Петербургу. За окном стоял такой собачий холод и туман, что, казалось, хрен рассветет. В десяти шагах, вправо и влево от дороги, фиг разглядишь чо-нибудь из вагенфенстера. Из пассажиров были те, которые валили назад из-за бугра; но больше всего набилось в отделение для желтых, какая-то мелкая сволочь и подонки с ближних станций. Все обалденно устали, у всех глаза в кучу, мозги раком, к тому же продрогли как собаки, морды бледно-желтые, вроде под цвет тумана…»

Сов-русский же язык – это, собственно, русский литературный, которым разговаривают эвакуированные во время войны советские интеллигенты и их потомки. Нем-русская речь так убедительно отвратительна, что поначалу читатель, поставленный перед выбором, сочувствует не России, а СССР, хотя бы альтернативному – легко поверить, что кто красиво говорит, красиво и мыслит. Однако авторское решение оказывается не таким однозначным. Главный герой романа, аспирант-китаист Алексей Руско, разведчик советского ГРУ, едет на научную конференцию из Ленинграда в Петербург, там знакомится с простым русским парнем Гансом, между ними завязывается то ли дружба, то ли просто взаимовыгодное сотрудничество. Оба героя, казалось бы, прозрачны. Алексей – идеалист, интеллигент, рыцарь, если он и падок на советскую пропаганду, то всё от той же наивности и душевной чистоты. Ганс – юноша неплохой, но хитроват, себе на уме и слишком уж озабочен материальным выживанием. Словом, герои времени – того и нашего. Однако идеалист что-то уж очень быстро поддаётся соблазну писать курсовые за валюту, впрочем, и тут не без высоко альтруизма – сестре нужна шуба.

Алексей переживает в Петербурге множество приключений, он типичный герой романа воспитания, эволюционирующий персонаж. Ганс до поры до времени неизменен в своём безобидном материалистическом цинизме, однако именно он переживает потрясение, целиком изменившее его личность. Его любимый учитель, показавший Гансу подлинный военный Ленинград, город голода и блокады, оказался не тем, за кого себя выдавал:

«Гляжу: Веньямин. Стоит в углу и молчит. Директор нас спрашивает: как вы думаете, киндеры, кто это? А я ему говорю: учитель наш, Веньямин Саныч. А он: все так думают? Ну что ж, придется вам узнать правду. Перед вами Вениамин Менделевич Зильбершток, который подло воспользовался временными послевоенными трудностями, штобы спрятаться за нем-русской фамилией. Теперь, либе киндеры, жид изобличен. Но своего он таки достиг. Дождался, пока наше государство ввело мораторий на смертную казнь, заменив эту меру национал-социалистической защиты гуманным запретом на профессии…»

Довольно долго Ганс уговаривает себя, что учителя оклеветали, но когда понимает, что тот и вправду еврей, его гнев оборачивается не на «обманщика» Вениамина, а на тех, кто смеет вменять человеку в вину его национальность. Ему удалось, по его же словам, «отключить внутреннюю наружку», заглушить идеологический бормочущий фон и услышать правду. Перед подобным же выбором встаёт и Алексей. Он узнаёт о своём кураторе из ГРУ факт по общечеловеческим представлениям не компрометирующий, но в рамках советской морали делающий человека отщепенцем, безусловно шельмующий. И выбор не в том, доносить на него теперь или нет, а в том, чтобы либо признать, что власть карающая людей за невинный выбор – преступна, либо же «оправдать» Геннадия Лукича – мол, он скрывался для высшей цели, для того чтобы ловить преступников более злостных. Снова перед нами солженицынская дилемма – стоит ли жить по лжи.

«Китаист» Елены Чижовой – роман идей, убедительная интеллектуальная конструкция. Авторский голос звучит еще сильнее, когда в зеркальную логику фантазий врывается подлинная историческая трагедия – блокада, война, геноцид: «Нечто похожее, жаль, не запомнил названия, готовила тетя Гися, мамина старинная подруга. Особенно ей удавался яблочный пирог. Нарезая на пухлые дольки, мама говорила: “Ты, Гися, кулинарный гений”. “Ах, Машура, да какой это штрудель – слезы!” Отмахивалась, перечисляла по пальцам: изюма нет, орехов нет, лимона и того не предвидится. Но зато, они обе смеялись, есть мука, маргарин и тертая булка. А потом тетя Гися говорила: “Сколько лет прошло, а все равно для них ведь готовлю. Даже, бывает, спрашиваю: вкусно?”».

Елена Чижова. Китаист. М., АСТ, 2017