Top.Mail.Ru

Колумнистика

Юлия Меламед

Что тебе снится, Гюнтер Грасс?

12.04.2012

Что тебе снится, Гюнтер Грасс?

12.04.2012

Гюнтер Грасс не может молчать. «То, что должно быть сказано», — таково название его нашумевших антиизраильских стихов, опубликованных в ведущей газете Германии Sueddeutsche Zeitung 5-го апреля. В последний раз 84-летний писатель напоминал о себе шесть лет назад, когда вдруг признался, что в юности служил в войсках СС. Реакция на его стихи в Европе была крайне бурной и, в целом, единодушной. В общем, осудили. Хотя и ответ Израиля (объявление писателя персоной нон-грата) сочли перебором. Основная мысль: зачем же ты, Гюнтер, занимаешься не своим делом? Вернись в лоно литературы. Пиши. Пыхти трубкой. А Иран и Израиль оставь политикам и дипломатам.

В истории литературы можно вспомнить два схожих факта. Правда, с обратным нравственным знаком. Именно название стихов Грасса вызывает в памяти два этих произведения — по жанру, по накалу страстей и по имени очень схожих: «Не могу молчать» Льва Толстого и «Я обвиняю» Эмиля Золя.
 
Совместимы ли гений и злодейство? Нет. А совместимы ли гений и маразм? 84 года — не шутка. Если учесть, что интеллектуальные способности начинают снижаться в 45 лет. Даже люди с исключительным умом теряли разум в таком возрасте. И не такие мозги кололись. А уж мозги левых европейских интеллектуалов колются быстрее других.
Золя тоже написал открытое письмо в газету — только, наоборот, обвинял в антисемитизме французское правительство (по сфабрикованному делу Дрейфуса). Письмо, за которое великому писателю пришлось заплатить изгнанием (во избежание ареста). А Лев Толстой — почти нобелевский лауреат (только накануне вручения успевший увернуться от премии) — написал в 1908 году эссе против смертной казни, где он, убитый новостью о десятках повешенных, взывает к милосердию, расписывая подробности страшного действа: «Застывшие тела снимают и зарывают. Ведь это ужасно!» Так что в истории уже были подобные случаи, когда писатели лезли не в свое дело, поучали правителей, «пасли народы» (по выражению Ахматовой) — в общем, выступали в схожем жанре «не могу молчать». Бывает... Но Грасс не только не может молчать, он уже не может и говорить прозой. Только стихами. Настолько он задет.

В преклонном возрасте
С иссохшими чернилами
Пишу я об угрозе
Что в хрупкий мир несет
Вооруженный атомом Израиль!

Совместимы ли гений и злодейство? Нет. А совместимы ли гений и маразм? 84 года — не шутка. Если учесть, что интеллектуальные способности начинают снижаться в 45 лет. Даже люди с исключительным умом теряли разум в таком возрасте. И не такие мозги кололись. А уж мозги левых европейских интеллектуалов колются быстрее других. О чем тут говорить?

Прочтя стихи сии прекрасные, хотелось
Мне б только автора забанить, но не боле.
Зачем же боле? Что тут обсуждать?
Херр Гюнтер начинал в войсках СС.
А кончил он анафемой Израилю.
Не вытерпев.
А в промежутке был он крайне левым.
Я здесь не вижу странного ничуть.

...Писатель Грасс всю жизнь был антисемитом. Но терпел. Таился. Служба в СС (даже если, как он клянется, ему не пришлось совершать военных преступлений, и он не сделал ни единого выстрела) не могла не сказаться на образе мыслей юного Гюнтера.

Маститый писатель дожил до 84-х, боясь хоть как-то выдать себя, потому что знал: тут же сошьют дело, кровопийцы, прилепят ярлык антисемита. Сердце исходило слезами, но немотствовали уста. По какой-то неведомой причине жить с ярлыком антисемита Грассу не хотелось. Трагедия...
Переводчица Лилианна Лунгина, героиня и автор «Подстрочника», уверяет, что в Советский Союз антисемитизм пришел после войны. (Он был и раньше, но не в таких масштабах.) Потому что на допросах пленные немецкие офицеры так убежденно и яростно защищали свою точку зрения о неполноценности и злокачественности мирового еврейства, что чистые души советских воинов-интернационалистов невольно заражались этими идеями.

Но, как признается далее в своих стихах Грасс, всю жизнь он был вынужден молчать. И только теперь — на смертном почти одре — решился. Сперва Грасс даже отказывается называть Израиль по имени, дескать — табу:

Почему я запрещаю себе
Называть по имени ту, другую страну,
В которой много лет — хотя и в тайне —
Располагают растущим ядерным потенциалом,
Вне контроля, потому что никакая проверка
Туда не допускается?
Скрывая это все, и я молчал
Придавленный угрозой
Что всем словам моим ярлык привешен будет
«Ложь», «провокация»,
И в заключении приговор: «антисемит»
Мне будет оглашен».

Это надо же так подставиться на старости лет! Маститый писатель дожил до 84-х, боясь хоть как-то выдать себя, потому что знал: тут же сошьют дело, кровопийцы, прилепят ярлык антисемита. Сердце исходило слезами, но немотствовали уста. По какой-то неведомой причине жить с ярлыком антисемита Грассу не хотелось. Трагедия...

Это яркое заявление не мешает Грассу спустя пару строк упомянуть Израиль трижды. То есть вдруг, как по волшебству, немота проходит. Почему так вышло? Правда так давно давит на горло, рвется наружу, но сперва Грасс говорит эвфемизмами, через символы. И только потом уж вываливает все! Тут без психоанализа не обойдешься.

Антиизраилизм Европы — это фантазия. А точнее, сон, сновидение. Почему? Как полагал Фрейд, в сновидении в искаженном виде нам являются наши запретные желания. Сон — это заместитель чего-то недопустимого, что в сознании находиться не может — оно порицаемо, с позором из сознания изгнано, и отлёживается до поры до времени в бессознательном. А потом во время сна (а также безумия или творчества) лезет наружу, но в искаженном символическом виде. Потому что совсем наружу в своем реальном облике — никак нельзя. И вот тогда страшная мысль или постыдное желание подбирают себе символ, персонаж, под личиной которого появляются. Если, не дай Б-г, наше сознание раскусит шпиона, мы в ужасе проснемся: ведь нельзя же человеку знать правду о себе. Так считал Фрейд. Теперь посмотрим на сегодняшнюю Европу, на херра Грасса и на его удивительные стихи.

В Европе статьи о стихах Грасса в основном посвящены доказательству того, что они-таки антисемитские — а не антиизраильские. Это серьезные длинные статьи с множеством нюансов и исторических комментариев. Нашему русско-еврейскому оку эти нюансы невидимы, мы как-то разницы не ощущаем в принципе. Но для европейца в этом — вся соль.
Антисемитизм в Германии невозможен, недопустим, забанен. И что теперь прикажете делать антисемитизму — если он бродит в крови, если он вытеснен в бессознательное европейцев? Ему позволено явиться миру только в символическом, измененном, эвфемистическом виде. Якобы он и не антисемитизм вовсе, а нормальный легитимный антиизраилизм, всего лишь критика оккупационной политики Израиля, анализ чудовищной угрозы, исходящей от этой зловредной страны.

Русскоязычный Интернет отреагировал на стихи Грасса однозначно: с иронией. А вот в англоязычном гораздо больше комментариев, практически пересказывающих на свой лад соображения Грасса — дескать, вы нам своим Холокостом рта не заткнете: имеем право говорить, кто есть Израиль! Агрессор, оккупант и ядерный диктатор!

Вы мне, конечно, не поверите, но факт: в Европе статьи о стихах Грасса в основном посвящены доказательству того, что они-таки антисемитские — а не антиизраильские. Это серьезные длинные статьи с множеством нюансов и исторических комментариев. Нашему русско-еврейскому оку эти нюансы невидимы, мы как-то разницы не ощущаем в принципе. Но для европейца в этом — вся соль. Им ведь что? Им ведь антиизраилизм — можно. А антисемитизм им что? А антисемитизм им ни в коем случае нельзя! А просыпаться они что? Правильно! Не хотят.

Автор о себе:
 
Режиссер, сценарист, журналист. Сняла около 30 документалок. Не без международных призов. Нью-Йорк, в частности, признал мою работу «лучшим историческим фильмом». Короткометражка «Один» выиграла в 2011 году на Шанхайском международном кинофестивале. Работала на всех федеральных каналах отечественного телевидения в наши лучшие с ним годы. По базовому образованию логопед. Написаны роман и повесть. Роман «В ночь с понедельника на пятницу» можно выловить в Интернете. Училась в Еврейском университете в Москве. В Израиль езжу каждый год. Как год проходит — подступает тоска, и билет как-то сам покупается: значит, пора.
 
 
 
 
Мнение редакции и автора могут не совпадать
{* *}