На протяжении пяти месяцев каждый мой день начинался в чистом и ухоженном Северном Тель-Авиве. Аккуратно выстриженные кусты и деревья, мамы с детьми, старички с филиппинками, студенты, спешащие в университет.

Каждый день 15 минут езды на автобусе отделяли меня от другого мира. Южный Тель-Авив, «Тахана мерказит» (Центральная автобусная станция). Африканские беженцы и нелегалы, нищета, еле стоящие на ногах наркоманы, грязь, неприятный запах, бездомные люди.

Я пыталась быстрее дойти до офиса. Это еще один мир. Офис ARDC (African Refugee Development Center — Центр поддержки африканских беженцев) — это четыре светлые и стильные комнаты в вызывающем отвращение здании автостанции. На белых стенах висят карта Африки и плакаты, призывающие к защите прав беженцев. На одном из них написано: «Эйнштейн тоже был беженцем». Много английского языка, периодически перемежающегося ивритом, французским, тигринья, арабским.

За помощью к нам обращаются разные люди. Кто-то бежит от войны, нищеты, голода, кто-то — от правительства и новой партии, пришедшей к власти, кто-то от издевательств над гомосексуалистами или свидетелями Иеговы. Есть Робель — беженец из Эритреи. Дома он получил степень по биологии и хотел бы продолжать заниматься наукой. Узнав, что я из России, рассказал мне о том, что читает Пушкина, Толстого, Горького в переводах на английский. Именно знание английского языка помогло ему устроиться на работу — переводчиком в приюте ARDC для одиноких женщин с детьми.

Все они приходят (именно приходят пешком) в Израиль с надеждой, что их жизнь станет лучше. Но Израиль по разным причинам не готов и не может принять их всех. И тогда они обращаются к нам, а мы стараемся им помочь.

Новые соседи, никогда прежде не жившие в цивилизованном городе, не всегда знают, как себя вести. Их пища, манера поведения, образ жизни резко отличаются от того, к чему привыкли мы. И я могу понять людей, которые останавливали меня, идущую по улице вместе с пятью африканскими детьми, и начанали жаловаться.
Эритрейцы, доказав документально свое гражданство, в Израиле имеют право на получение специальной временной визы, позволяющей им находиться в стране, не опасаясь депортации. Больше никаких прав она не дает. То есть на ней написано: «это не разрешение на работу», однако не сказано, что работать запрещено. Некоторым счастливчикам удавалось зацепиться за эту лазейку в формулировках, устроиться уборщиком или на другую черную работу. Но после того как вышел закон, налагающий серьезные штрафы на работодателей, нанимающих беженцев, это стало почти невозможным.

Конечно, никто не предупредил жителей тель-авивских районов Атиква и Шапиро, что их обыденная жизнь может измениться так сильно. Новые соседи, никогда прежде не жившие в цивилизованном городе, не всегда знают, как себя вести. Их пища, манера поведения, образ жизни резко отличаются от того, к чему привыкли мы. И я могу понять людей, которые останавливали меня, идущую по улице вместе с пятью африканскими детьми, и начанали эмоционально жаловаться на то, «как все здесь стало по-другому с ИХ появлением», и как они боятся выпускать на улицу своих детей. Услышав мой ответ на вопрос, где я живу, они отвечали: «Так забери их к себе в Рамат-Авив, и мы посмотрим, как все им там будут рады».

Я понимаю их, потому что мне тоже периодически было страшно возвращаться вечером домой. И я знаю, на какой улице, скорее всего, нашелся бы мой велосипед, если бы его угнали.

Пока на уровне государства и политиков решаются вопросы забора вдоль границы и лагерей беженцев, простые люди могли бы попытаться выстроить условия и правила совместной временной жизни.Но ненависть и страх появляются, во многом, от незнания. Большинство этих людей ищут не прибыльную работу — в их стране сейчас опасно, и бегут они поэтому. А главное — ситуация уже сложилась, они уже в Израиле. Мне удивительно, что евреи, имеющие длительную историю гонений и бед, связанную с пребыванием «не в своей стране» и до сих пор живущие по всему миру, берут в руки камни и кидают их в стекла жилых домов, бьют людей на улицах, потому что они «чужие». Пока на уровне государства и политиков решаются вопросы забора вдоль границы и лагерей беженцев, простые люди могли бы попытаться выстроить условия и правила совместной временной жизни. Ведь если детям не рассказать, что на крышу машины залезать нельзя, они и не будут этого знать, а родители не могут преподать им такого урока. Им самим еще предстоит многому научиться и ко многому приспособиться.

Сэми восемь лет. Вот уже полгода он живет в Израиле. Стараниями социальных работников из приюта ARDC его удалось определить в школу. Иврит ему дается довольно легко. Он быстро схватывает и запоминает новые слова, но пока очень стесняется общаться с другим детьми. Хотя ребята в классе его приняли тепло. Объясняют сложные слова и делятся чипсами.

Меня попросили сопровождать его во время школьной экскурсии в Бейт-Шемеш. Мы ехали в автобусе, и виды из окна поражали буйством красок израильской весны. Сэми сидел рядом и с восхищением наблюдал за природой. Вдруг он повернулся ко мне и сказал: «Посмотри, какой синий цвет, какой зеленый и какой красный! Они такие яркие!» Я улыбнулась. Цвета действительно были необыкновенно красивыми. Только чуть позже я поняла, что привело его в такой восторг. Цвета, к которым он привык с рождения, — пастельные, цвета песка и хамсина. В Израиле ему вдруг открылся новый мир.

Автор о себе: Мне 23 года, и я опытным путем пытаюсь понять, чем хочу заниматься по жизни. Родилась и выросла в Москве, закончила ИСАА при МГУ. Во время учебы в университете начала работать в Израильском Культурном Центре в Москве. После окончания работала в Сохнуте и параллельно вместе с друзьями открыла проект Moishe House Moscow. А недавно вернулась из Израиля, где полгода работала волонтером с африканскими беженцами. Стараюсь помогать людям, насколько позволяют возможности, и готова многое отдать за новый интересный опыт. Мнение редакции и автора могут не совпадать

Ольга Эльшанская