В эксклюзивном интервью Jewish.ru режиссер Михаль Боганим объяснила, как её деда «назначили» водителем Черчилля и высокопоставленным шпионом, а также рассказала, почему умирает еврейская Одесса и за что она любит Звягинцева, Тарковского и Сокурова.

Свою «Одессу, Одессу» вы снимали на стыке документального и художественного кино. Почему именно Одесса?
– Я хотела показать, как гибнет еврейская жизнь в Одессе. Как она сходит там на нет. Отсюда такое элегическое и меланхолическое настроение в картине. Все герои были евреями и «играли» самих себя. Это были непрофессиональные актеры. Одни из них жили в Одессе, другие – переехали в Израиль или на Брайтон-Бич, но тосковали по своему родному городу. Им тяжело без Одессы, порой просто невыносимо. А в самой Одессе – полное запустение. Это то, что мне бросилось в глаза, когда я впервые приехала туда.

Что же вы ожидали там увидеть?
– Это я только со стороны отца – марокканская еврейка, а материнская ветвь идёт с Украины. Я большая поклонница Исаака Бабеля – это, наверное, мой самый любимый писатель. Когда я прочла его «Одесские рассказы», я была потрясена: Мишка Япончик, Сонька Золотая ручка – вся безумная жизнь тех времен предстала передо мной так ярко! Но приехав в Одессу, я обнаружила полный упадок еврейской жизни там.

Как был принят фильм самими одесситами?
– Все давно понимали, что в Одессе дела обстоят именно так, как я показала, поэтому фильм оказался не таким болезненным, хоть и грустным. Но на то оно и документальное кино – чтобы открывать людям глаза на подобные вещи!

Вы много лет живете в Париже. Разве в нем нет упадка?
– Происходящее в Париже я не могу назвать спокойной жизнью. Как еврейка, я озабочена подъемом антисемитизма. И я беспокоюсь за своего ребенка: не может быть и речи о том, чтобы отдать ребенка в обычную школу, поскольку его там будут травить из-за еврейской национальности. Не может быть речи о том, чтобы повесить мезузу на дверной косяк – это просто опасно. А такие случаи, как убийство Сары Халими в прошлом году и Мирей Кнолль в марте этого года, вообще выходят за все рамки – это форменное зверство.

Вы были на марше памяти, организованном в честь Мирей Кнолль?
– Да, была. И поразилась, как мало пришло народу. Были в основном евреи. Такое ощущение, что всем остальным – наплевать. Общество словно закрылось и предпочитает не замечать антисемитизм. Это очень обидно и тревожно. От этого возникает чувство беспомощности и апатии.

Над чем работаете сейчас в такой обстановке?
– Над фильмом о девушке из нью-йоркской хасидской семьи, живущей в знаменитом религиозном районе Боро-Парк, но мечтающей порвать со всеми традициями и жить независимо – эдакая история становления. Еще один проект – фильм об израильской семье и опыте её жизни в перманентном ощущении войны.

Когда привезёте эти картины в Канны?
– Канны – это сливки мирового кинематографа, туда привозят все самое лучшее. Но Канны – это и контрасты: всё зависит от того, в какую сторону качнется маятник. В Каннах можно стать знаменитым в одночасье, но и велик шанс «погореть» – разрушить карьеру за пять минут здесь могут легче, чем где бы то ни было.

В 2002 году как раз Канны дали старт вашей большой карьере – вы получили свой первый приз именно там.
– Да, за фильм «Расплывчатые воспоминания» – это история о моем дяде, который сражался с фашистами на стороне англичан и был якобы завербован английской разведкой. После войны он осел в Британии и сменил имя. Когда я снимала картину, его уже не было в живых. Но в фильме родственники и друзья рассказывают о нём каждый свою историю. Одни говорят, что он был водителем Черчилля, другие – высокопоставленным шпионом. И все эти истории сплетаются в некий миф, и уже невозможно отличить правду от вымысла.

Героиня вашей «Земли забвения» – еще более противоречивый персонаж. Что вдохновило вас снимать картину о Чернобыле?
– Это история о женщине и ее трагической судьбе на фоне чернобыльской катастрофы. Я хотела показать женщину – одновременно и слабую, и сильную, которая властна и в то же время совсем не властна изменить свою жизнь, даже когда есть возможность. Она и хочет, и не хочет уезжать из Припяти – из Зоны отчуждения. Она и любит, и ненавидит это место. И накрепко с ним связана, и эта связь – сильнее ее желаний.

Вы остались довольны работой Ольги Куриленко, сыгравшей главную роль?
– Да, я очень ею довольна. Она прекрасно донесла историю женщины, которая попала в очень сложную ситуацию, но нашла в себе силы оставаться и женщиной, и личностью. Она не сломлена, как бы она ни была хрупка и уязвима. Вообще, мне очень нравится работать с русскими актерами. Мне также нравится русская культура, особенно литература. Я обожаю Толстого, Достоевского, Чехова, Пушкина и Булгакова. Помню, как на меня произвел большое впечатление и Максим Горький – я читала его еще подростком.

Какие российские фильмы последних лет вам запомнились?
– Мне было интересно посмотреть «Левиафана» Андрея Звягинцева – мне нравится этот режиссер, у него очень сильные картины. А вообще, российское кино – одно из самых моих любимых. Мой кумир на все времена – Андрей Тарковский. А еще я очень ценю Александра Сокурова.

Вы хотели бы снять еще один фильм на русскую тему или с русскими актерами?
– Безусловно, да. И в фильме про еврейскую девушку, решившую порвать со своей религиозной семьей, есть заметный русский след. И возможно, одну из ролей снова будет играть Ольга Куриленко!