Золото Тимермана

Этот советский еврей поднял свободную прессу Аргентины с колен – и угодил в тюрьму. Его били и пытали, а потом изгнали в Израиль. Там убежденный сионист Якобо Тимерман вновь оказался не ко двору – хотел дружить с арабами.

Его детство прошло в типичном местечке – больше половины населения городка Бар на Винничине были евреями. Но в 1928-м семье Тимерман как-то удалось выехать из СССР – в далёкую, благополучную Аргентину, которая на тот момент входила в десятку самых развитых держав, опережая Италию и Японию. Они сняли комнатку в еврейском квартале Буэнос-Айреса, но Великая депрессия долго не позволяла им выбиться из нужды. В десять лет мальчик спросил мать, за что так ненавидят евреев. И услышал ответ: «Потому что не понимают». «Да, моя мама искренне верила, что если антисемиты нас поймут, то перестанут ненавидеть», – горько усмехался журналист много лет спустя.

Глава семейства, работавший коммивояжером, умер молодым, поэтому с 12 лет Яша, ставший на новой родине Якобо, сам зарабатывал себе на жизнь. Путешествуя по стране на грузовых поездах, юноша сменил множество профессий – от скотовода до шахтера. Однако тяга к слову все же превратила выходца из бедной семьи в молодого интеллектуала и поэта – будучи левым сионистом, Якобо писал для еврейской газеты Nueva Sin. Свою будущую жену Ришу Миндлин он встретил на сионистской конференции в Мендосе. 20 мая 1950 года они сыграли скромную свадьбу.

В начале 1950-х молодой журналист публиковался в самых тиражных изданиях страны: La Razon, El Mundo, La Nacion, вел политическую колонку в газете Clarin. Его редакторская карьера началась в 1962-м в еженедельнике Primera Plana, созданном по образцу американского Time. Как учредитель и главный редактор, Тимерман занял умеренно националистическую позицию, ориентируясь на либеральное крыло вооруженных сил. Постепенно уроженец Бара стал вхож в аргентинскую элиту, но вплоть до 1960-х он оставался «русо»: приемная родина не спешила признавать в Якобо родного сына.

Главным детищем журналиста считают газету La Opinion, моделью для которой послужила французская Le Mond. «Экономически правая, политически центристская и культурно левая», – так определил редактор политику издания. Разумеется, в стране, где один авторитарный режим не успевал сменять другой, это далеко не всем пришлось по нраву. Тимерман вспоминал, как однажды утром получил два письма. Одно – от ультраправой группировки, грозившей ему смертью за призыв к соблюдению прав человека. Второе – от Народно-революционной армии, представители которой намекали, что если Тимерман продолжит называть их «сумасшедшими левыми», то рискует расстаться с жизнью.

La Opinion сохраняла объективность в освещении большинства проблем, хотя у редактора была одна слабость – Государство Израиль. Здесь его симпатии были очевидны – на резолюцию Генассамблеи ООН, приравнявшей в 1975-м сионизм к расизму, Тимерман ответил колонкой «Почему я сионист».

В марте 1976 года к власти в Аргентине пришла военная хунта во главе с генералом Хорхе Видела. Тимерман приветствовал первые ее шаги: он видел в Процессе национальной реорганизации попытку оздоровления общества. Когда госдепартамент США сравнил аргентинскую хунту с диктатурой Пиночета в Чили, в газете La Opinion защитили власть, которая «стремится возродить подлинно представительную, республиканскую и федералистскую демократию в Аргентине».

Иллюзии развеялись после того, как «неблагонадежные» – в том числе журналисты La Opinion – стали просто «исчезать»: их заталкивали в машины посреди белого дня и увозили в неизвестном направлении. Газета Тимермана стала дистанцироваться от диктатуры. Тем временем размах антисемитизма стал принимать угрожающие формы. В январе 1977 года Тимерман признал в разговоре с послом США в Буэнос-Айресе, что юдофобия распространена среди высшего офицерского состава Аргентины еще со времен увлечения нацизмом в годы Второй мировой. Вместе с тем он повторил тезис об отсутствии государственного антисемитизма в стране и заявил, что «умеренному» Виделе просто не хватает власти для усмирения других генералов. И тем не менее 30 января 1977 года весь тираж La Opinion был конфискован – за «оскорбление аргентинского правительства и военных».

Мог ли журналист бежать из страны? Разумеется, и тем оказал бы огромную услугу режиму. Много лет спустя сын Тимермана Эктор вспоминал, что отец не хотел, чтобы антисемиты в высоких кабинетах изображали его трусливым евреем. «Он сказал, что предпочитает походить на героев Масады, продолживших борьбу, а затем совершивших самоубийство», – писал Эктор.

15 апреля 1977 года группа вооруженных людей в штатском увезла Якобо Тимермана из его дома в Буэнос-Айресе. После допроса его перевезли на военную базу в Кампо-де-Майо, а оттуда – в подпольный центр содержания, где журналиста пытали. У него пытались выведать детали так называемого Плана Андиния. Эта теория заговора приписывала евреям попытку создать свое государство на юге Аргентины. Несмотря на явную абсурдность теории, следователи пытали Тимермана током, выясняя детали предполагаемого вторжения ЦАХАЛа в Патагонию. Лишь через 25 дней арестованному позволили связаться с семьей, после чего продолжили пытки и наконец перевели в тюрьму.

Евреи США восприняли El caso Timerman как современное дело Дрейфуса. Соплеменники же в самой Аргентине проявили большее спокойствие. Президент главной еврейской организации страны DAIA Нехемия Резницкий – его сын тоже вскоре будет похищен хунтой – ограничился признанием, что «влиятельные экономические группы всегда делают еврейское меньшинство козлом отпущения».

В апреле 1978-го журналиста освободили из тюрьмы, поместив под домашний арест. DAIA одобрила изменение меры пресечения «преступнику». Тот, отбросив условности, назвал еврейских лидеров юденратом. Вскоре Тимерман удостоился аудиенции у главы МВД и поинтересовался:

– За что я, собственно, содержался под стражей?
– Вы признали себя сионистом, и это дошло до всех генералов.
– Но быть сионистом не запрещено.
– Это не запрещено, но, с другой стороны, это проблема.

С третьей же стороны, Иерусалим продавал оружие хунте, поэтому факты преследования аргентинских евреев заметались под ковер, на обсуждение этой темы в израильском Кнессете было наложено табу. Вот почему посол Израиля в Аргентине Рам Ниргад и раввин Маршалл Мейер пытались убедить Тимермана подписать письмо о хорошем с ним обращении в тюрьме и отсутствии претензий к правительству – так у журналиста появились бы шансы на полную свободу. Тот отказался.

К счастью, в августе 1979 года за Тимермана вступились американские конгрессмены. 19 сентября того же года Верховный суд Аргентины распорядился освободить журналиста, а на следующий день этот вопрос рассматривался на секретном заседании правительства. 25 сентября Израиль согласился принять диссидента: аргентинское гражданство Тимермана аннулировали, а его самого отправили в Тель-Авив через Мадрид. Несмотря на совет израильтян не комментировать детали своего заключения, приземлившись в Мадриде, журналист тут же дал пресс-конференцию. В Израиль он прибыл с женой и сыновьями перед Йом-Кипуром.

Спустя год у нового репатрианта Тимермана вышла книга под названием «Узник без имени, камера без номера». В предисловии автор пишет, что в Израиле обрел свой последний дом. «Мы, Тимерманы, завершили наше путешествие», – пишет Якобо. Время показало, что он ошибался. Тем временем хунта конфисковала все аргентинские активы изгнанника. Что касается La Opinion, то прибыльное издание тихо скончалось еще в 1977-м – назначенный «военным инспектором» газеты генерал Гойре приложил к этому все усилия.

Якобо договорился было с «Маарив» – одной из двух крупнейших израильских газет – о серии статей, посвященных его делу в Аргентине. Однако в МИД Израиля журналиста от этой затеи отговорили: боялись, что «наезд» на хунту поставит под угрозу жизни «исчезнувших» аргентинских евреев. Хотя многие из них к тому времени были уже мертвы. Ставшие международным бестселлером и удостоенные множества премий мемуары так и не вышли на иврите. Неожиданно выяснилось, что у главного акционера издательства «Маарив» весьма тесные деловые связи с Аргентиной.

В 1982 году Тимерман выпустил книгу «Самая длинная война: израильское вторжение в Ливан». В ней убежденный сионист и правозащитник назвал Израиль агрессором и оккупантом: «Я злюсь на нас, израильтян, которые, эксплуатируя, притесняя и преследуя палестинцев, заставили еврейский народ потерять свои моральные традиции, свое место в истории». Израильтяне это не поняли и не приняли, и вскоре Тимерман покинул страну, подчеркнув, что остается «гражданином Израиля, ведет себя как гражданин Израиля и всегда будет гражданином Израиля». Некоторое время он провел в Мадриде и Нью-Йорке.

После поражения Аргентины в Фолклендской войне хунта пала, и в 1984-м Якобо с женой вернулся в Буэнос-Айрес. Вскоре журналист дал показания Национальной комиссии по исчезновению людей и вместе с раввином Маршаллом Мейером посетил тюрьмы, где подвергался пыткам. На долю евреев приходилось менее одного процента населения Аргентины – тем не менее евреи составили от 5% до 12% жертв военной хунты.

Демократическое правительство привлекло к ответственности самых одиозных персонажей, но в 1991 году президент Карлос Менем помиловал многих из них – в том числе мучителей Тимермана. Так был освобожден не скрывавший симпатий к Гитлеру полковник Рамон Кампс, осужденный по обвинению в 32 убийствах. Его духовнику – католическому священнику фон Верничу – повезло меньше. В 2007-м он получил пожизненный срок за соучастие в семи убийствах, 42 похищениях и многочисленных пытках – в том числе Якобо Тимермана. Годом ранее тот же приговор вынесли комиссару полиции Буэнос-Айреса Мигелю Этчеколатцу, который санкционировал арест и пытки журналиста.

О том, что справедливость восторжествовала, Якобо уже не узнал. Перенеся смерть жены, а также сердечный приступ и инсульт, бывший редактор La Opinion скончался в Буэнос-Айресе 11 ноября 1999 года. Судьба его сыновей сложилась по-разному. Старший Даниэль по-прежнему живет в Израиле с женой и тремя детьми. Хавьер осел в Нью-Йорке и стал известным финансистом на Уолл-стрит. Самую впечатляющую карьеру сделал пошедший по стопам отца Эктор Тимерман. Он начинал журналистом, писал для New York Times и Newsweek, потом был послом в США, а в 2010–2015 годах возглавлял МИД Аргентины.