Оставить память

В августе 1942-го Уолтера и Элизабет Блюменталь арестовали. Сосед пожилых супругов, наблюдавший за тем, как гестаповцы сажали их в грузовик, неожиданно заметил, что Уолтер тайком выбросил прямо на мостовую какой-то предмет. Когда машина скрылась за поворотом, он поднял его. Это был коричневый кожаный бумажник с искусно вытисненными золотыми инициалами «WB». Внутри — трудовая карта Блюменталя и две фотографии: на одной из них Блюменталь с супругой, на другой — один, совсем еще молодой, в шортах и широкополой шляпе…

…Блюменталей депортировали в Терезин и позже расстреляли. Но этот бумажник соседская семья сохранила. А с ним и историю Блюменталя — берлинского еврея, в момент ареста отчаянно попытавшегося оставить хоть какую-то память о том, что он жил на земле.

Этот бумажник и его содержимое можно увидеть среди экспонатов нового Еврейского музея в Берлине. Поскольку многие еврейские семьи прочно связаны с немецкой землей, мне было интересно посмотреть, как представлена в музее их история, поговорить с посетителями. Маркос, 31-летний рок-музыкант, пришел сюда с подругой: «Мне доводилось видеть много фильмов о Холокосте, из них я узнавал о том, как убивали евреев. А сейчас я узнаю еще и о том, как евреи жили». 60-летнюю женщину по имени Эвелин привели сюда другие причины: «Я не еврейка, но считаю, что мы должны больше знать о еврейской культуре и еврейской религии».

Это была моя первая поездка в Берлин, хотя в Германии мне доводилось бывать и раньше. В 1983 году я вместе со своей мамой приезжал в эту страну, чтобы увидеть места, где она родились, а ее родители жили до тех пор, пока не пришлось бежать от нацистов. Тогда, два десятилетия назад, многие соседи были еще живы, и я был приятно удивлен, увидев их здравствующими и на этот раз. Едва приехав, я заметил двух старушек, которым уже явно перевалило за 80, прогуливающихся возле дома моего дедушки в городке Рауиш-Хольцхаузен (Rauisch-Holzhausen), где прошло его детство. «Вы — внук Бахенхаймера? — спросила одна. — Он жил вот здесь вместе со своей мамой».

Завязался разговор.

— Как вы жили до войны? — осмелился спросить я.

— Обыкновенно. Особых проблем тогда не было. Мы вместе выросли и никого не разделяли на немцев и евреев, — ответила одна старушка.

После некоторой паузы вторая женщина добавила:

— Wir haben nichts getan (Мы ничего не делали).

Мне вспомнилось любопытное замечание по этому поводу одного молодого немца, которого звали Андреас и который объяснил, что пожилые люди, даже если они не сделали ничего плохого, до сих пор чувствуют себя виноватыми, потому что не смогли сделать ничего хорошего.

Я сходил на еврейское кладбище, которое было разгромлено во времена Третьего Рейха. Сейчас оно восстановлено и охраняется жителями городка. Я положил камни, взятые из моего сада в Лонг-Айленде, на могилы прадедушки и прабабушки и поехал в Кирхайн (Kirchhain), родной город моей матери. Во время «Хрустальной ночи» 9 ноября 1938 года, здешняя синагога, выполненная в готическом стиле, освещалась факелами, в результате чего половина изящного строения сгорела.

Во время поездки в Германию в 1983 году мы с мамой были просто поражены, увидев, что прямо возле руин построили мебельную фабрику. Ничто не говорило о том, что это здание некогда было сердцем еврейской общины. Пять лет спустя, после долгой переписки, мэр города пообещал исправить положение к 50-летию со дня «Ночи погромов Рейха», как называют теперь немцы «Хрустальную ночь». И когда я в следующий раз появился в этих местах, здесь уже была металлическая табличка с надписью: «В память о наших гонимых, депортированных и убитых еврейских друзьях. До 1938 года здесь находилась синагога, место их Б-гослужения».

Меня охватило чувство искренней признательности за эту, хоть и запоздалую, дань, ставшую своего рода материальным воплощением глубоких перемен, происходящих в германском обществе несмотря на резонирующее эхо антисемитизма. Этот процесс идет сейчас по всей Германии. В наши дни восстановление памяти о погибших евреях сочетается с жаждой больше узнать об их жизни до Холокоста. Я прогуливался по улицам Кёльна вместе со своим немецким другом Рудольфом, собравшего у себя дома целую библиотеку книг, посвященных еврейской тематике.

Рудольф показал мне несколько золотых дощечек, установленных на тротуаре, напротив различных магазинов и домов. Местный художник сделал плитки с надписью для каждого еврея, который жил по этому адресу. «Здесь жила Эльза Бласер, депортированная в Лодзь в марте 1942 года»… «Здесь жил Ганс Розенцвейг, депортированный в Ригу в 1943 году»… «Здесь жил …»…

Многие молодые немцы, которых уже не преследует чувство вины, обременявшее предыдущие поколения, искренне пытаются побольше узнать о евреях и их значительном вкладе в жизнь Германии и немецкую культуру. Школьница по имени Нина, одна из посетительниц Еврейского музея в Берлине, сказала мне: «Я не знаю ни одного еврея. Они не живут с нами по соседству, поэтому выставка важна для меня». По странному совпадению мы разговаривали возле весьма красноречивого экспоната — текста заявления Йозефа Геббельса, сделанного в 1943 году, о том, что Берлин — «Judenrein» (свободен от евреев). Снова оказавшись в германской столице в 2002 году, я с гордостью думал о том, как же ошибался главный нацистский идеолог.

… В холле я заметил кучку людей, стоявших возле бумажника Уолтера Блюменталя, и прошептал: «Ваше желание исполнилось, господин Блюменталь. Вы не забыты».