София Губайдулина — гений, Андрей Макаревич — легенда. Но какое тебе дело, что думают они? Важно только то, что думаешь ты. Давай, Губайдулина будет тебе музыку писать, Набоков — истории рассказывать, «Битлз» — эпоху мурлыкать. Но думать ты будешь сам. И о них — тоже будешь судить по симфониям, романам и песням. Как о композиторах, писателях и трубадурах. Ты же не умеешь, как они, — сочинять и трубадурить, вот и они не умеют — как ты думать.

А иначе не успеть! Посмотреть чужими авторитетными глазами, сбросить неправильно думающих с пьедестала, вознести на освободившееся место правильно думающих.
Дядя мой, Арнольд Недзвецкий, говорил, что старый анекдот к месту намного лучше нового неуместного. Каждый раз, когда публика начинает понимать, что Михалков бездарь, Макаревич дешевый лабух/голос нашей молодости/ничтожество, я вспоминаю старый еврейский анекдот:

Часто мне приходится спорить с друзьями, куда более рьяными приверженцами либеральных ценностей и демократии, чем я. Вот, говорю, Смерш, пятая колонна, политруки, запрещенные СМИ — это же все Советский Союз, чем же Украина от него отходит, вводя все это в обращение? Мне объясняют, что нельзя иначе, иначе никак.

В Москву в гости приехал бердичевский дядя. Его повели на «Онегина» в Большой театр. Начинается спектакль. Появляется Евгений. Дядя громким шепотом спрашивает:
— Эр из а ид? (Он еврей?)
— Нет, что ты?! Дворянин.
Появляется Татьяна.
— А идишке? (Еврейка?)
— Тихо, дядя! Дочь соседних помещиков! Нет, разумеется.
Выходит няня.
— Ин зи из такэ йо?! (А она таки да?!)
Племяннику всё это ужасно надоело. Чтобы успокоить гостя, он шепчет:
— Йо, йо! Штил! (Да, да! Тихо!)
Дядя вскакивает и орет:
— Браво, няня!!!

Это же все учесть надо, за деталями не уследить. Но детали можно отменить, не заметив. Так удобнее.

Часто мне приходится спорить с друзьями, куда более рьяными приверженцами либеральных ценностей и демократии, чем я. Вот, говорю, Смерш, пятая колонна, политруки, запрещенные СМИ — это же все Советский Союз, чем же Украина от него отходит, вводя все это в обращение? Мне объясняют, что нельзя иначе, иначе никак.

Отлично сказал когда-то режиссер Исаак Магитон, недолго со мной работавший: «Он всю жизнь брил голову, чтобы лучше росли волосы».

Не так важно, кого. Важно, кто. Гитлер строил автобаны. И, несмотря на это, автобаны — это хорошо. Хорошие парни пустили в расход мерзкую парочку Чаушеску. И, несмотря на это, такие расправы отвратительны.

А еще акценты. Главное — акценты. Во фразе «собравшаяся толпа сбросила статую Ленина» услышать «Ленина», а не «толпа сбросила». В «активисты Правого сектора избили Нестора Шуфрича» — «Нестора», а не «активисты Правого сектора избили».

На войне как на войне — не до тонкого слуха. Артиллерия.

И мы же помним эти прекрасные моменты с падающим Феликсом. И Муссолини повесили без суда и следствия, как свиную тушу.

История нам услужливо поставит примеры абсолютно всего. «Что было, то и будет, и ничего нового».

Не так важно, кого. Важно, кто. Гитлер строил автобаны. И, несмотря на это, автобаны — это хорошо. Хорошие парни пустили в расход мерзкую парочку Чаушеску. И, несмотря на это, такие расправы отвратительны.

Думать надо самому. Не боясь разойтись во мнении с любимым художником.

Автор о себе: До шестнадцати лет я жил в Одессе. Этот факт биографии оставил неизгладимый след: я и ‎сейчас, прожив большую часть жизни в Москве, ощущаю себя одесситом. В застойные годы моего детства в ‎доме висели мезузы и по всем правилам отмечался Песах. Так что я одесский пасхальный еврей. Как всякий ‎одессит, хорошо устроился: зарабатываю на жизнь любимым времяпрепровождением. Чтением. Много ‎издал, что-то написал, кое-что перевел. Главное событие в жизни — встреча с Любавичским Ребе. Сначала ‎виртуальная, потом материализовавшаяся. Его взгляд на миссию человека, наложившийся на одесскую ‎жовиальность, и сделали меня мной.‎  Мнения редакции и автора могут не совпадать.