Евреи издавна воспринимались как закрытый для внешнего мира клуб. Зачастую это создавало повод для ненависти и зависти, иногда для насмешек, но лишь изредка воспринималось позитивно. По свидетельству Иосифа Флавия, две тысячи лет назад египетские антисемиты уподобили эту обособленность карантину при проказе, а в XIX веке заголовок книги русского историка Бершадского «Иерусалимские дворяне» превратился в насмешливую кличку.

В спорах об определении еврейства было пролито немало чернил и уже написаны терабайты текстов: народ ли это, религия или какое-то их сочетание; разросшаяся семья или глубоко законспирированное тайное сообщество? Но мы не пойдем по этому пути и обойдемся без определений.

Вопрос, который хотелось бы обсудить: как в еврейское сообщество входят и как из него выходят?

О входе в еврейство написано немало. Гиюр и сегодня является одной из животрепещущих тем. Всего несколько дней назад разногласия в его понимании казались более серьезной угрозой для политической стабильности Израиля, чем буря, охватившая арабский мир. Обсуждались проблемы гиюра и на Jewish.ru. Гораздо реже встречается тема выхода из еврейства. Точнее говоря, чаще всего можно услышать утверждение: «еврей не может перестать быть евреем». А так ли это?

Сама демография еврейского народа свидетельствует о постоянном и достаточно массовом уходе из еврейства — ведь иначе за сотни поколений еврейский народ стал бы многочисленнее многих других.

При взгляде на еврейскую историю легко заметить, что утверждение о нерушимости еврейства вовсе не очевидно. Сама демография еврейского народа свидетельствует о постоянном и достаточно массовом уходе из еврейства — ведь иначе за сотни поколений еврейский народ стал бы многочисленнее многих других. (Если, конечно, не принимать гипотезу, высказанную одним из героев Аксенова, согласно которой, «все люди — евреи, хотя бы частично».)

В Пятикнижии границы еврейства очерчиваются заповедями. Так, по поводу принесения пасхальной жертвы сказано, что «необрезанного и чужого» на трапезу не приглашают. В случае с необрезанным причина отдаления — связь между заповедями: хочешь выполнять одну заповедь — возьми на себя и другую. «Чужой» в данном контексте — это обрезанный еврей. Почему же его не подпускают к еврейскому празднику? Устное предание говорит, что речь идет о «мумаре», то есть о еврее, отказавшемся от своего еврейства.

В подобном духе Рамбан объясняет карет (отсечение души, предписанное Торой наказание за нарушение ее важнейших заповедей): «отсечение веток от здорового дерева», то есть от живого единства душ всего народа, оставшихся здоровыми.

Византийский автор VI века описывает процедуру выхода из еврейства: надо было в Шаббат проехать на осле мимо синагоги. Не знаю, в какой степени этот обряд является плодом фантазии автора — сведения о евреях в христианских источниках нередко грешат неточностями — но именно в этот период формируется еврейский закон: публичное нарушение Шаббата приравнивает нарушителя к нееврею.

Как и любая другая проблема, вопрос о границах, переходя которые еврей терялся для своего народа, был предметом дискуссии. Кроме Шаббата упоминались: переход в другую религию (хотя Рамбам в своем известном послании утверждал, что еврей сохраняет еврейство при вынужденном принятии ислама), злоумышленное нарушение какой-то конкретной заповеди и отказ от еврейской самоидентификации.

Вернемся к метафоре Рамбана. В ней заключено больше, чем описание наказания. Самосокращение еврейства имело санитарный характер: происходило освобождение от тех, кто нес народу разрушение. Можно сочувствовать герою пьесы Гуцкова Уриэлю Акосте и ценить великого философа Нового времени Спинозу, но, возможно, жесткие меры амстердамской общины, изгнавшей их из своей среды, отодвинули и облегчили грядущие испытания, которые будущее несло евреям Европы.

Не надо забывать, что еврейство грешника воспринималось в качестве причины для большего наказания, чем для нееврея, а нереализованный потенциал еврейской души лишь ухудшал дело. Что может быть вреднее еврея-антисемита?!

Действительно, через двести лет после Спинозы потоки оставляющих еврейство шли уже в разных направлениях: географическом (траур справлялся по уехавшим в Америку), карьерном (наподобие курьезного крещения Мандельштама в методистской церкви ради поступления в университет) и идеологическом (уход в революционное движение). Объединяло все эти потоки одно — нежелание быть евреем, тот крик души, с которым герой Пастернака обращается к своему народу: «Довольно. Больше не надо. Не называйтесь как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь».

Можно определить границу еврейства в конце XIX — начале XX века, как наличие желания сохранить самоидентификацию. Внутри еврейского народа тоже бурлили страсти. Сионисты не могли договориться со сторонниками культурной автономии. Еврейская ортодоксия видела и в тех, и в других идущих к окончательному разрыву. Однако все они хотели сохранения еврейского народа, хотя и по-разному видели его будущее. Те же, кто не ощущали себя евреями, как, например, Троцкий, и не воспринимались таковыми окружаюшими. Возможно, у некоторых бундовцев оставались какие-то сантименты по отношению к бывшему соратнику по борьбе с царизмом, но уже через несколько лет после революции, когда любое еврейское движение, даже самое лояльное к властям, стало подвергаться преследованиям, они исчезли.

К слову, когда говорят о массовой поддержке евреями революции, смешивают (зачастую сознательно) два события. Если революция февральская, принесшая с собой отмену антиеврейского законодательства, вызвала почти единодушное воодушевление среди евреев, то октябрьский переворот большинством был встречен отрицательно или, по крайней мере, с большим скепсисом. Лишь антисемитизм, взятый белым движением на вооружение в надежде завоевать народные симпатии, буквально заставил евреев перейти на другую сторону баррикад.

Так когда и откуда возникла вера в «невыводимость» из человека еврейства? Как всегда, начнем с источников. В Талмуде есть фраза: «Даже согрешивший еврей — еврей». Но, цитируя эти слова или вспоминая о еврейской душе, передаваемой от матери к ее ребенку, не надо забывать, что еврейство грешника воспринималось в качестве причины для большего наказания, чем для нееврея, а нереализованный потенциал еврейской души лишь ухудшал дело. Что может быть вреднее еврея-антисемита?! Вероотступник Николай Донин воспринимался евреями как ультра-чужой, не как еврей, а как анти-еврей.

Большой вклад в дело расширения границ еврейского народа внесли, конечно, антисемиты. Они щедро раздают еврейство всем, кто им не угодил. Иногда кажется, что они записывают, по шуточному предложению Аксенова, в евреи всех (делая, правда, исключение для своих единомышленников). Но антисемитские оценки — это слабый аргумент для такой серьезной проблемы. Если бы все их представления о еврейских успехах были хоть немного близки к реальности, то и жизнь была бы иной.

Фраза «разве я стану меньше евреем от того, что...» зачастую заслуживает ясного ответа: «разумеется, ты станешь меньше евреем. Ведь ты не стал им больше».

На самом деле, изменения произошли в самих евреях. Как в тех, кто остался верен традициям, так и в тех, кто начал искать иные пути для выражения своего еврейства. В горниле XX века еврейский народ как бы прошел переплавку. В результате, те, кто не могли ужиться друг с другом, пройдя через страшные испытания, нашли общий язык. Нет уже старого рвения вывести из еврея галут, нет, с другой стороны, и былых опасений перед любой модернизацией, отвращения к любым новшествам. Сохранение своей связи с еврейством в любой форме, самой антирелигиозной по своему происхождению, вдруг приобрело религиозный смысл. Разумеется, и здесь, как полагается у нас, палитра мнений разнообразна, но черная краска, столь популярная сто лет назад, практически вышла из употребления. Ругаться — ругаемся, но друг без друга жить уже не можем.

Как водится, мы и историю пересматриваем со своих нынешних позиций. Думаю, многим резанули слух приведенные выше строки о нееврействе Осипа Мандельштама. При наших современных заниженных требованиях его стихи — вполне еврейские: ведь он помнит о «почетном звании иудея». Но это анахронизм, взгляд из нашей эпохи, когда мы отмечаем не уход из еврейства, а сохранение связи с ним. Куплеты оперетт, высмеивающие местечко, уже воспринимаются нами как еврейский фольклор, а комсомольский антирелигиозный задор Михаила Светлова — как ностальгия.

Так что «еврей всегда остается евреем». Все верно. Но хорошо бы не забывать, что в этом больше снисхождения, чем заслуги. И не надо себя обманывать. Фраза «разве я стану меньше евреем от того, что...» зачастую заслуживает ясного ответа: «разумеется, ты станешь меньше евреем. Ведь ты не стал им больше». Еврейство — вещь нежная, требует ежедневного ухода.

Автор о себе: Детство мое выпало на ленинградскую оттепель, поэтому на всю жизнь осталась неприязнь ко всяческим заморозкам и застоям. В 1979 году открыл том Талмуда в переводе с ятями, в попытках разобраться в нем уехал в Иерусалим, где и живу в доме на последней горке по дороге к Храмовой горе. Работаю то программистом, чтобы добиваться нужных результатов, то раввином, чтобы эти результаты не переоценивать. Публицистика  важна для меня не сама по себе, а как необходимая часть познания и возможность диалога с читателем. Поскольку от попыток разобраться все еще не отказался. Мнение  редакции и автора могут не совпадать